Джангл. Евгений Николаевич Матерёв

старшой привёл лошадь, запряжённую в колесницу, и приладил ей на спину крылья. Встала молодежь поудобнее на квадриге – и поехали. Стал конь скорость набирать, но не успел набрать высоту.

      Раздался голос Нимфолиса из темноты – ругался он бранными словами всех времён и народов. Необычно это было – слышать такое из уст интеллигента; испугались братья, остановились. Повисли крылья на коне, как две сопли.

      Подняли их на смех сестры. И долго ещё этот смех не давал им уснуть.

      Захмелевший Евгений, ещё раз пригубив вина, продолжил свой рассказ, от которого все за столом были красны от смеха.

      А поутру, когда бог Гелиос прочертил дорожку на море, решили братья реабилитироваться – прочертить свою дорогу на море. То-то удивятся сёстры волшебству, поутихнут смехуёчки.

      Сделали они гимнастику, выпили ряженки и пошли свой план исполнять.

      И вот вчетвером едут они в колеснице; мотает их в стороны, как в маршрутке, но ничего – держатся. Прикалываются за их спинами сёстры – отвешивают язвительные шуточки.

      Ну, ничего. Недолго терпеть осталось; море уже проглядывало сквозь листву.

      И снова голос Нимфолиса слышится – ругается люто. Того и гляди – выскочит навстречу да будет махать кулаками, синими от наколок.

      Вспомнили братья вчерашний смех красавиц, и заглушил он голос старца. Ещё быстрее понеслась колесница навстречу морским волнам.

      «Только бы не сели батарейки», – подумал один из братьев и навёл скипетр на водную гладь. Та с шипением стала сворачиваться в стороны; прямо по курсу показалось морское дно. Братья, наслаждаясь мгновением триумфа, оглянулись на девчонок и обомлели: две большие птицы вдруг появились за их спинами. Схватили они сестёр и, взмахнув крылами, стали набирать высоту.

      Волны морские перестали расступаться перед мажорами; врезалась колесница в прозрачную стену, подняв кучу брызг, и окаменели братья.

      – Так и появились Адалары[13], – закончил рассказ Женя.

      – Ну ты даёшь! – сказала одна из девушек. – Тебе надо книжки писать.

      – Как-нибудь попробую.

      Глава пятая

      Маски

      В цеху объявился с поступью длинной —

      Пролетарский поэт Маяковский Владимир.

      И действительно из-за ширмы, на которой наклеена реклама сосок от «Резинотреста»[14], появился «красный» поэт. Твидовый костюм, яркий галстук, «Бостон» со стальными набойками. Оставляя за собой дымный шлейф от папиросы, Владимир Владимирович стремительно прошёл на лобное место, остановился, смеха ради сделал лицо построже и начал идти по «лесенке»…

      Остр спор,

      слова блестят как стилет.

      Токарь уверен в себе,

      Поправил маслянистый жилет.

      Фрезеровщик упрямится,

      не соглашается; выбрасывает дым сигарет.

      Оба стоят на своём:

      у правды – мой рот – её дом!

      Улыбаются люди кругом:

      Павел, Олег и узбек Мавлон.

      Фрезеровщик и токарь

      оказались

13

Так называются две скалы в море неподалёку от Гурзуфа.

14

Её текст гласит: «Лучших сосок не было и нет, готов сосать до старых лет».

Сей плакат создали Владимир Маяковский и художник Александр Родченко.