Причина остаться. Дженнифер Бенкау

плечи рюкзаки, коротко машем остальным, и я беру под мышку свой ноутбук. Едва мы выходим из лаборатории и сворачиваем в сторону лестницы, на лице Айзека появляется ухмылка от уха до уха.

      – Итак, псих, теперь мы одни, и тебе никуда не деться.

      Мог бы догадаться.

      – Я хочу здесь и сейчас, немедленно услышать все о девчонке, которая довела Седрика Бенедикта до позорной ошибки новичка.

      Я взъерошиваю волосы:

      – Она сказала «нет», вот и все. Для парня вроде меня это жестко. Я к такому не привык.

      Айз смеется и мотает головой:

      – Ты правда думаешь, что так от меня отделаешься? Кто она такая, и откуда ты ее знаешь? Она с нашего курса?

      – Нет.

      – Минуточку. – Он спотыкается. – Тогда откуда ты ее знаешь? Ты же вообще никуда никогда не ходишь!

      Все не так уж и плохо, как он говорит.

      – Она была на торжестве по случаю открытия музея. Туда я, например, ходил, если помнишь.

      – Серьезно? Значит, я ее видел?

      – Да, определенно. Красивое платье, уродские туфли.

      – Это подходит под описание всех женщин, которые туда приехали.

      Возможно. Но тем не менее в Билли было нечто… особенное.

      – Детали, Седрик. И почему ты весь вечер зависал со мной, если там крутилась девчонка, которая тебе…

      – Потому что она ушла, когда я пришел.

      Сейчас Айзек по-настоящему хохочет, так громко, что на нас оглядывается компания студенток.

      – Старик. Ты ее сразу спугнул? Да что у вас там стряслось?

      – Длинная история. Она рассказала мне, что как раз украла какую-то окаменелость и теперь должна скрыться.

      – Что… стой, что? – С лицом Айзека творятся странные вещи. Нормальные люди приподнимают брови, талантливые – одну. Айзек же выгибает свою левую бровь лесенкой с двумя ступеньками, что придает его изумлению особую драматичность. Он любит драматичность.

      – Это просто шутка. Кажется. – Я до сих пор не в курсе, почему она бросилась бежать, как Золушка, когда часы пробили полночь. – Но меня постоянно мучает вопрос, а что, если она не шутила? Может, правда…

      – Ууух. – Бровь Айзека вновь принимает обычную форму. – Ты просто не можешь перестать думать о ней, да?

      – Хмпф.

      – Ты думал не о своих водорослях, этих скользких мелких засранцах, когда работал над документом, а о неприличных местах мисс… как ее зовут?

      – Билли. Да, наверно. Нет! На самом деле нет. Совсем нет! – Скорее о ее больших темных глазах. О разочаровании в них, после того как я попробовал без особого мелодраматизма объяснить ей… твою мать. Что я говнюк, который не хочет им быть. Прекрасно получилось, я от себя в восторге.

      – Ты больше не можешь спать. Не можешь есть!

      – Давай не преувеличивать!

      – У тебя в колонках играет Эд Ширан? – Айзек смеется, как будто Эд Ширан – это полный абсурд. Притом что этот парень написал парочку реально неплохих песен. Взгляд Айзека встречается