Между прочим…. Виктория Токарева

Последний съемочный день.

      Группа решила отметить это событие. Позвали меня. Отправились в ресторан Дома литераторов. Там было красиво и недорого.

      Пускали только писателей, поэтому я была необходима. Я уже к тому времени состояла в Союзе писателей. Могла прийти сама и привести гостей.

      Входом заведовал Михаил Семеныч – маленький еврей, хитрющий и знающий свое дело. Где он сейчас?

      Мы прошли. Уселись за столик под лестницей – уникальная лестница, резьба по дереву невиданной красоты.

      В этом зале принимали Клинтона, если я не путаю. Может быть, Рейгана. Короче, самую статусную фигуру современности.

      У Данелии было прекрасное настроение. Во-первых, закончен труд, завещанный от Бога. Во-вторых, предстояла реальная яркая выпивка. Он не пил долго, поскольку снимал, и трубы горели.

      Началось торжество: тосты, закуска, выпивка, изумительно красивый деревянный зал, витражи, дух прежних хозяев, которые жили в этом особняке до революции. Говорили, что ЦДЛ (Центральный дом литераторов) – это дом Ростовых. Здесь ходили Пьер Безухов и Андрей Болконский, порхала Наташа.

      Вряд ли, конечно. Всех этих героев придумал Лев Николаевич. Но хотелось верить.

      Прошел час. Первым встал Куравлев и сказал:

      – Я должен идти домой. Я обещал жене прийти пораньше.

      Куравлев обожал свою жену.

      Еще через полчаса поднялся Саша Бородянский:

      – Мне надо идти за ребенком в детский сад.

      – Ну, Саша… – взмолился Данелия.

      – Не могу же я оставить ребенка в детском саду. Он подумает, что его бросили.

      Следующим засобирался оператор.

      – Сегодня футбол, – объяснил он. – Играет «Спартак».

      Через два часа все разошлись. Остались двое: Данелия и я. Мне тоже надо было идти домой, но я не могла бросить его одного.

      Данелия сидел печальный, преданный ближним кругом, как царь Николай II перед отречением от престола.

      Я молчала. Что тут скажешь? У каждого своя жизнь, и никто не обязан сидеть в ресторане до закрытия и разделять чужое раздолье.

      Данелия проговорил негромко:

      – Я алкоголик, и это моя трагедия. Если бы я мог, я отдал бы весь свой успех, надел бы спортивный костюм за три рубля и пошел бы по улицам – здоровый и свободный…

      Я помню, были такие хлопковые костюмы за три рубля. Темно-синие.

      Через какое-то время я напомнила Данелии эти его слова.

      – Я ничего такого не говорил, – отрекся он.

      Видимо, это признание лежало в нем глубоко и тайно и он никогда не выносил его наружу. И теперь жалел, что проговорился. Грузины – гордый народ. Они не любят сочувствия и жалости. Предпочитают победу и превосходство. Можно понять.

      Я иногда думаю: что лучше? Быть здоровым в тренировочном костюме или быть гением с трагедией в душе? Не знаю. И не узнаю никогда.

      Лучше, конечно, быть здоровым и гениальным, но так не бывает. Гениальность – не норма. Норма – посредственность.

      Сонечка заболела. Ее накрыла слабость, пропал аппетит.

      Врачи