Неверный муж моей подруги. Ашира Хаан

замирали и молчали, словно поставленные на паузу, пока телефон не прекращал звонить.

      – Как же ты согласился, чтобы я была свидетельницей на свадьбе? – продолжаю с того места, где нас прервал звонок.

      Герман делает шаг назад, к столу, присаживается на край и тянет меня к себе, утверждая между своих ног.

      – На свадьбе, – говорит он, медленно окидывая меня темным взглядом, начиная с ровного края челки, заканчивая маленькой золотой подвеской в ложбинке груди – и возвращаясь обратно к шее. – На свадьбе ты бесила меня так, что я хотел тебя придушить.

      Его ладонь ложится на мое беззащитное горло, и я откидываю голову, отдавая ему всю власть над собой. Герман чуть сжимает пальцы, его лицо искажается от ярости…

      А потом он рывком роняет меня на себя и жадно целует, компенсируя недостаток кислорода воздухом из собственных легких.

      Давно. Да хоть на всю жизнь

      Свадьба Германа и Полины была самой красивой из тех, что я видела за всю свою жизнь.

      Одно время я пробовала себя в жанре светской журналистики.

      Оказалось – вообще не мое. Не испытывала я достаточно пиетета к знаменитостям, не пищала при взгляде на кумиров и регулярно забывала брать у них автографы.

      Но какое-то время я потратила на светские рауты и была приглашена на несколько «звездных» свадеб.

      Я была на свадьбе в настоящем замке, на круизном лайнере, на необитаемом острове.

      Платья невестам шили стилисты с мировыми именами, гостями были все мало-мальски известные личности, угощения готовили повара с мишленовскими звездами.

      Один раз молодоженов даже лично поздравлял президент.

      Все эти свадьбы были дорогими, скандальными, роскошными, безвкусными, грандиозными – какими угодно, но не красивыми.

      Что такое красивая свадьба, я поняла, побывав у Германа с Полиной.

      У нее не было платья, расшитого стразами Сваровски, заказанного за три года на церемонии – только узкое шелковое, цвета топленого молока.

      Не было лучшего стилиста Москвы – но светлые волосы, уложенные в стиле «ревущих двадцатых» выглядели так, что породили новую моду в определенных кругах.

      Не было золоченой кареты и белых лошадей – зато старинный лимузин заменил их с лихвой.

      Не было ни острова, ни замка, ни лайнера – только Грибоедовский загс и банкетный зал, украшенный белыми и темно-красными орхидеями.

      И жених – в костюме того же цвета топленого молока, высокий темноглазый брюнет, элегантный до искр из глаз. Хотелось прикрыть глаза рукой – так они оба сияли, танцуя вальс на сверкающем старинном паркете и глядя только друг на друга.

      В этот момент я единственный раз за весь день присела и сразу скинула узкие туфли. На правах свидетельницы я носилась с раннего утра, контролируя, чтобы успели парикмахер и визажист, вовремя привезли цветы, правильно расставили таблички на столах, играли ту самую музыку в нужные моменты, никто из водителей-официантов-музыкантов-фотографов не ушел в запой, не сбился, не запутался, чтобы гости не потерялись, шампанское