Блондинка и Серый волк. Марианна Красовская

Я рыбу, по-твоему, не отличу от речных слизняков?

      Волк вдруг стал серьезен.

      – Слизняки, значит. А скажи-ка мне, кошечка… откуда ты вдруг взялась в этом лесу?

      Агата совсем растерялась. Вот это крутой поворот.

      – Я.. а, ты о чем? Сказано же – заблудилась. С чего ты, вообще, это взял?

      – С того, милый котенок, что “трунги” – это наша главная монета. Самая мелкая, последний ребенок в глухой деревне знает, что это такое. Огниво стоит два трунги. А вот эта сковородка – все десять. Так кто ты такая, баронесса Гессер? Волшебница-морф, патруля не боящаяся, магам королевским не поклонившаяся?

      – Тебе зачем знать?

      – Я твой оруженосец. Должен же я знать, с кем делю стол и постель? Ай! Ну хорошо, только стол.

      Агата минуту раздумывала. Парень был совершенно серьезен. Кто знает, сколько ей еще придется болтаться по этому миру? Нужен был абсолютный союзник и друг. Хоть на время. А дружба, как известно, предполагала если не полную, то хоть частичную откровенность. После ночных излияний о ее неразделенной любви к Канину терять уже было особо как бы и нечего.

      – Ну… я очень издалека.

      Начала осторожно. Взгляд в ответ получила скептический.

      – Агата. Я же не спрашиваю про эту твою странную одежду и обувь. А могу.

      – Хорошо, ты мне можешь не верить, но я вообще не из вашего мира.

      – Преступница?

      Она даже подпрыгнула. Что, так похожа? Хотя…

      – Нет. Слишком любопытная. Больше ничего сказать не могу, я умру скоро от голода, и смерть моя будет на совести сам знаешь кого.

      Волк внимательно посмотрел на нее, что-то явно для себя решив. Улыбнулся внезапно. Ей очень нравилась эта его улыбка – невероятно искренняя и заразительная.

      – Я угрей наловил – жирных, настоящих. Тут их много. Сейчас я тебя покормлю.

      10. Служба

      Рудольф брился. Зрелище было завораживающим. Агата ещё ни разу не видела, как мужчины бреются просто ножом. Какое-то это было первобытное действо, немного смешное (морф корчил примерно такие же рожи, как Элис Лефлог, красившая ресницы), чуть-чуть даже красивое, в чем-то – вполне возбуждающее. Возбуждающее неуемное чувство юмора тигрицы.

      Морф отмерил расстояние от подбородка по шее вниз на два пальца – это была его зона чистоты. Ниже, видимо, предполагалось пространство свободы и шерстяной независимости.

      – А грудь брить будешь? – спрашивала она с любопытством. – А пах? А задницу?

      – Ну, если ты поможешь, то могу, – фыркал Рудик, косясь на неё лукавыми глазами.

      Был он весь в хлопьях пены, мочил зачем-то нож в горячей воде, а потом безжалостно скрёб щеки и подбородок.

      – Чем тебе помочь, малыш? Хвост подержать?

      – Подержаться и поддержать. Хвост, ага, его вырост спереди.

      – Пф-ф-ф, размечтался. Я предпочитаю постарше. Мужчин.

      – Да, я помню. Видел я те твои предпочтения. Ну так, ничего особенного.

      – Ха, если бы он тебе понравился, я была бы разочарована.

      – А так, я понимаю, ты очарована?

      Ух!