Я проснулся, и он уже был. Олеся Литвинова

был на них, таких же восьмилеток, не похож – не мог кричать: «Предки свалили, сука!», или плеваться комками, или вскрывать газировку зубами, – но хотел так мочь. И авторитета ради показал своё зелёное жилище.

      Триумф длился недолго: пацаны побросали велики, закричали, запрыгали и сразу заняли собой весь воздух, всю землю, и местечко скукожилось, хотя до этого казалось Серёже огромным. Они освоились, начали пинать деревья, рвать листья, жевать их. Кто-то пробормотал: «А я давно тут уже был, а я и раньше об этом месте знал». Серёжа не спорил, потому что это могло оказаться правдой. Так мальчики присвоили убежище себе и собирались в нём день ото дня, даже когда Серёжи с ними не было, и когда он находил их там, отпросившись у бабы уехать, то у него появлялось ощущение, что он куда-то опоздал, и от этого ныло в груди и он задыхался, и спешил, царапал ноги.

      Больше всех из них Серёжу интересовал пухлый Мишка. У него, как и у остальных, была неблагополучная семья: родители блуждали где-то «там», сверкали призраками в его речи, как свечи в тёмной комнате, били, пили, а воспитывала Мишку бабушка, которая возила его в сад и отпускала на все четыре стороны. У Серёжи из этого набора настоящей шпаны была только своя бабушка, но она не пила, а стояла на страже его покойного детства. Его чисто одевали, а Мишка носил рваную оранжевую майку и смешные шорты. Серёжу умывали большой ладонью, от чего он вырывался и ворчал, а Мишка носился чумазый. Мишкина бабушка болела диабетом, тяжело дышала и почти не выходила из домика, а Серёжина шла в семь утра наполнять вёдра соседской вишней и рвать берёзовые веники и по пять раз на дню топила баню.

      В конце концов – Серёжа никогда не курил, а Мишка и компания только и делали, что хвастали мятыми окурками. Они смеялись и всё время предлагали: «Давай покурим». Носясь с палками по первой улице, стоя на вершине холма за забором, болтая ногами в убежище, на крыше сарая, то вяло, то заискивающе, то требовательно: «Давай покурим». Серёжа в ответ улыбался и мотал головой. Он думал, что мальчишкам надоест уговаривать его, и был готов играть в эту дурную игру до победного.

      Но один раз к ним в жилище пришёл Взрослый Парень – тощий, белёсый, джинсы в жару, тёмные очки. Вся его длинная фигура внушала пацанам глубокое почтение, так что они, постоянно орущие как не в себя, при нём молчали и возились кучкой, готовые сорваться с места на любой его приказ. Серёжа чувствовал, как сам ловил глазами каждое Его Движение, и от злости на себя даже подумал: «Нафига ему с нами гулять?», но чем-то отвлёкся и успокоился. Парень сидел, развалившись и почти не шевелясь, на деревянном кресле, которое с мусорки приволок Мишка. Остальные поместились на земле, на брёвнах. Чего-то ждали. Когда в убежище на велике влетел тонкий горластый Вова, Серёжу уже разморило от пахучего тепла и треска кузнечиков. Он почти задремал и, очнувшись от шума ребят, столкнулся взглядом с лохматой Взрослой Головой. Она смотрела на него, но отвернулась, как только Вова