Исповедь = Аһыллыы. Айсен Дойду

смерти единственной дочери Тоси бабка жила вдвоем с пятилетней внучкой Сашей, оставшейся круглой сиротой, и жили они скудно: старухиной пенсии не хватало на «нормальную жисть». И вот просить у нищей соседки старый должок мне, бия себя в грудь, было стыдно. Но чего не сделаем мы, алкаши заср…, за очередную родимую «бульбулечку». Копейка в такие взлетные моменты бывает дороже всего на свете. Знаем!

      Я нехотя, матерясь, спустился на нижний этаж, робко нажал на дверной звонок. Долго никто не отзывался, потом слабенький детский голосок спросил:

      – Хто етя там?

      – Сашка? – обрадовался я. – Это я, дядя Боря сверху. Бабка дома?

      Сашка открыла мне дверь, и я вошел в тесную, плохо освещенную старухину квартирку.

      – А бабули нет, – замотала головкой внучка. – Вчера вот усла и нету.

      – Куда ушла? – удивился я.

      Не могла старуха внучку одну дома оставить.

      – Какой – то там ю-ю… юли… юлибей сказала. И все.

      «А-а, понял я. – На юбилей старая потащилась». Любила Нюра по случаю тяпнуть крепко. Бывало.

      «Значит, тут глухо, – подумал я. – У кого же занять? У Габышевых?»

      Я уж хотел выйти, но тут заметил, что девчушка крутит в руках какой – то старинный камешек.

      – А… что это у тебя, Саша? В руках?

      – Иглуска. Камесок, – улыбнулась она. – Класивая!

      – Ну – ка, ну – ка… – взял я у нее «иглуску» и чуть было не упал от удивления на месте.

      Это было золотое кольцо с большим красным, как глаз дракона, рубином… Из ее, старухи Агриппины Тарасовны, ящика! Е… т… мать!

      – Ты… ты… – растерялся я. – Откуда, Сашок, у тебя… такая игрушка? Баба Нюра дала?

      – Не-е, – замотала она лохматой головкой. – Сама насла. В колидоле. Вот ты, дяда Боля, орал вчела, бегал, а я посмотлеть высла… А ты узе убезал… И бабки нет. Никого нету.

      – Да – да, я убежал, – закивал я, не скрывая радости.

      Вспомнил вчерашнюю пьяную бузу в коридоре… Вспомнил даже, что искал бабу Нюру то ли выпить с ней, то ли ящик этот подарить как самым неимущим и достойным. Да, что – то такое было, было, но… туман.

      – А ты это… где – то нашла? Где?

      – Насла. Коло двели насей… ясик лезал, а тама камуски, зелезки золотые, клуглые больсие капейки… много. Я тама усе соблала в ясик и домой плинисла.

      – А ящик сам где? – заглянул я, не выдержав, в комнату.

      И увидел на полу кучу моих потерянных драгоценностей! О, Господи!

      – Во, б…! – облегченно вздохнул я и упал, сел на бабушкино кресло. – А я-то думал, что вчера потерял свой ящик, – громко сказал я, – а он, собака, здесь вот стоит. Чудеса!

      – А почему блосил? – по – взрослому серьезно посмотрела она на меня.

      – Бросил вот… – поморщился я. – Пьяный, Сашенька, был. Не соображал. Ты же видела.

      – Ага, пияный кличал, – сказала она и добавила: – Пить вино плохо. И бабка пьет. Все пиют.

      – Да, это верно, – согласился я. – А что делать – то? В Якутске холод, туман, никуда не пойдешь… Скучно. И отпуск мне