Принцесса в Академии. Варя Медная

лютики! Вкусно пахнущие лютики! – закричала я, снова входя в образ.

      Профессор поэтики остановилась, тепло кивнула Индрику, на пару градусов ниже – Озриэлю и, повернувшись ко мне, поднесла очки к глазам:

      – Ваш голос кажется мне знакомым, юная леди.

      Озриэль побледнел.

      Увеличенные диоптриями серые глаза ощупали меня с головы до ног, породив желание прикрыться корзинкой. Она пожевала губами, покачала головой и вернула очки на грудь.

      – Нет, видимо, показалось.

      – Профессор Марбис, должен признаться, я не успел выполнить домашнее задание.

      Я взглянула на Индрика: наверняка, блудный сын по возвращении и то меньше каялся.

      Железная леди кивнула сухо, но не сурово:

      – Я заметила, когда не получила вчера ваших работ. Уверена, у вас на то была очень веская причина, молодой человек.

      – О! Более веской невозможно себе вообразить!

      Профессор Марбис двинулась дальше, за ней, как на веревочке, поплелся носильщик свитков, а рядом вился Индрик, во всех красках расписывая уважительную причину.

      Мы с Озриэлем поглядели им вслед.

      – А у вас случайно нет факультета сказочников? – поинтересовалась я. – Индрика бы сразу сделали деканом.

      В этот момент юноша отделился от профессора и бегом вернулся к нам:

      – Вот, держи! – Он сунул мне восьмигранную золотую монету, схватил корзинку с лютиками и бросился догонять профессора.

      – Хотел бы я так уметь, – вздохнул Озриэль.

      В голосе звучало восхищение, напрочь лишенное зависти.

      Тут гаркнули медные трубы, и студенты заторопились на занятия.

      Я потянулась к карману:

      – Тебе отдать красные свитки прямо здесь?

      Признаться, дома я пыталась спрятать их на груди, чтобы в нужный момент достать эффектным жестом. Но пергаментные трубочки, все как одна, с обидным свистом пролетали, долго не задерживаясь в области декольте.

      – Потом отдашь, идём. – Быстро оглядевшись, Озриэль потянул меня в тень фигуристых кустов.

      – Куда мы?

      Но тут он затащил меня в закуток между фасадом и подстриженными в виде шахматных фигур деревцами и придвинул к стене.

      – Ты что, собираешься меня поцеловать?

      Озриэль, который в этот момент осторожно отодвигал ветку, чтобы взглянуть на оставшихся во дворе, от неожиданности наскочил щекой на сук.

      – Что?

      – Ну, я подумала, это опять может быть какое-то домашнее задание.

      Ещё чуть-чуть, и соседний куст задымился бы. Юноша потёр поцарапанную щеку, потом потёр вторую, чтобы скрыть румянец, и покачал головой:

      – Нет, просто надо подождать, пока все разойдутся на занятия, чтобы нас не заметили. Он выглянул из укрытия. – Всё, теперь главное побыстрее добраться до жилой башни.

      Мы двинулись вдоль стены, держась тени и пригибая головы. Из открытых окон над нами хор голосов пел приветствие профессору музицирования. Пока мы шли, Озриэль искоса поглядывал на меня.

      – Что? У меня листики в волосах застряли?

      – Нет,