Агнесса среди волков. Ольга Арнольд

на стол: она расстелила какую-то пожелтевшую и кое-где продранную ажурную скатерть, вытащила чашки из тончайшего китайского фарфора, старинный чайничек явно из дрезденского сервиза, сахарницу, отделанную почерневшим серебром, и серебряные же щипчики для сахара. Интересно, неужели же есть еще дома в Москве, где подают щипчики для сахара?

      После этого она направилась на кухню; я поднялась, чтобы ей помочь, но она заставила меня сесть на место:

      – Нет, молодые люди, сидите и отдыхайте, – и при этом окинула любимого племянника таким взором, что мне стало ясно, что он для нее как свет в окошке.

      Наконец она поставила на стол нарезанный кекс, с помощью Аркадия разлила чай, уселась и принялась щебетать, обращаясь ко мне, как будто Аркадия вообще не было в комнате. Я узнала, какой Аркадий замечательный, какой он внимательный, как он ухаживает за скучной и немощной старой теткой, как прекрасно он разбирается во всем – от политики и спорта до бизнеса, какой из него выйдет домашний и работящий муж, как часто он ей обо мне рассказывает. Как она мечтала выдать меня за своего племянника! Старушка очень любила поболтать, а Аркадий хмурился, явно считая, что она говорит лишнее, и украдкой посматривал на часы.

      Мы просидели у нее почти полтора часа и наконец встали, собираясь уходить; Анна Сергеевна жалобным голосом умоляла нас выпить еще чашечку, но Аркадий был непреклонен, по нему чувствовалось, что он исполнил свой долг, и на сегодня с него хватит. Перед уходом он открыл свой дипломат и вынул оттуда бутылку золотистого "Чинзано" с испачканной этикеткой – на ней была то ли чернильная клякса, то ли небрежно поставленный торговый знак в виде небольшой асимметричной звездочки – небось, подделка.

      Анна Сергеевна в восторге всплеснула руками:

      – Милый, как приятно, когда молодой человек так заботится о старой тетке! Именно такой вермут мы пили в Италии, когда мы там были с Мишей в шестьдесят восьмом… Нет, в шестьдесят седьмом году. Нас тогда угощал сам принц, владелец всех этих виноградников… А как его звали, я позабыла.

      Она взяла бутылку в руки и очень выразительным жестом прижала ее к себе. Я с удивлением поняла, что она радуется вермуту, как дитя. Что ж, могу ее понять – я тоже люблю хороший вермут.

      Пока мы спускались вниз по лестнице, Аркадий рассказывал мне о неожиданной слабости своей старой тетки:

      – Я специально не вытаскивал бутылку до тех пор, пока мы не ушли. Тетушка, конечно, не алкоголичка, но перед итальянским вермутом она устоять просто не может. Для нее это как валерьянка для кошки. Уверяю тебя, сейчас она уже раскупорила бутылку и потягивает помаленьку чинзано… Не уверен, что у нее хватит духа остановиться на нескольких рюмках, а не выпить сразу полбутылки.

      Мы вышли в темный двор, нырнули в арку и тут же попали на залитый светом Ленинский проспект; по контрасту он показался нам особенно ярким.

      – Куда теперь? – спросил Аркадий, пристально глядя мне прямо в лицо.

      В обычно тусклых, нет, выразимся изящнее – матовых