Парочка хороших мыслей. Мария Фомальгаут

нами побудь… Ну все, хватит уже, все шторочки-удочки пересмотрели, пора уже удочки сматывать, за плеером идти, а там еще курточка…

      Непонятно Алине, почему не видно других таких же, как она. Есть же они где-то… Ну, если не видно, значит, так надо…

      Знать бы еще, кому…

      Динь-доннн…

      Звонят. Мама открывает, девчонки пришли, вон они, Виктуся, Маха, Ириска, принесли там чего-то вкусного…

      – Здравствуйте. Мы к Алине.

      – К Алиночке… проходите, проходите…

      Мама ставит чайник, девчонки рассаживаются, режут торт, Алина смотрит из темноты своей комнаты в щелочку двери, как мама разливает чай, как кот прыгает на колени кому-то, идет по всем девчонкам подряд, ну куда, куд-да ты хвостище свой в торт сунул…

      Девчонки сидят перед портретом Алины, пьют чай, переговариваются вполголоса, будто боятся спугнуть кого-то.

      – А Махи что-то давненько не было, – папа улыбается, видно, что ему невесело.

      – А Маха теперь важная птица, как фирму свою состряпала, так ее вообще не видно, не слышно… Я перезвоню, я перезвоню…

      – Да ладно тебе, Ириш, устаканится все, тогда…

      – Ты это третий год говоришь, устаканится… парфюмерша ты наша… из самого Парижу…

      – Лучше бы зашли как-нибудь, а то у вас, смотрю, не духи, а так…

      – А сорванцов моих с кем оставить? – Ириска хмурится.

      – А с собой приводи.

      – Они тебе весь магазин разнесут, чертенята мои… Лешке все говорю, хоть бы приструнил, да какое… они с ним еще пуще бесятся.

      Алина слушает, Алина смотрит, на свой портрет, на девчонок, ловит терпкий душок горящей свечи, аромат чая, чего-то вишневого, ах да, торт, молодцы, девки, серединку с вишенкой Алине оставили под портрет, Алина есть, конечно, не будет, все равно приятно…

      – …да какое там, я уже не знаю, когда эту диссертацию кончу, декан этот долбанный полставки выделил…

      – Ой, держись, Виктуська, мы в тебя верим, когда Нобелевку получать поедешь, нас позовешь…

      – Вместе пропьем…

      Девчонки смеются. Сколько им уже лет… тридцать… Алине кажется, это так много… Что-то быстро Алину забывают, раньше всем классом приходили, теперь так… то одного черт занесет, то двух…

      Сюда Алина приходит нечасто, да что вообще сюда приходить, на кладбище, и не на само кладбище, а вот сюда, за воротами. Да и непонятно, что на нем делать, на этом кладбище, ну посидела на скамеечке, ну положила цветочки, а дальше что… думать надо о чем-то таком, а ни о чем таком не думается.

      Дождь моросит. Даже не моросит, висит в тумане сырь какая-то. И березы облетают, дрожат, как они только не сломаются, вон какие воронищи по веткам сидят, корр-корр-корр… И перья, перья лежат, длинные, черные… Алина их раньше собирать любила, а папа говорил, брось дрянь всякую, а теперь собирай – не хочу, а уже не хочется.

      Интересно Алине хоть разок заглянуть туда, под холмик, посмотреть, что там, в темноте, под крестом. И боязно – и интересно, что там теперь, через двадцать лет…

      И