Парочка хороших мыслей. Мария Фомальгаут

со мной, прячет от меня то, что мне важно, и выдает какие-то совершенно ненужные образы.

      Например – мой первый город.

      То есть, первый свой город я не помню – первые свои города люди строят еще когда только-только поднимаются на ноги, делают первые шаги, кладут камень на камень. Я имею в виду первый город, который не упал, не разрушился, не рассыпался в прах, как только дунуло на него беспощадное время.

      Учитель видел мой первый город. Кажется, это был первый раз, когда учитель посмотрел на меня. И когда он подошел ко мне, первый раз нарушил какую-то неуловимую грань между нами. Поправил там, переделал здесь – и мой город ожил, заиграл новыми красками.

      – Вам нравится? – спросил я.

      И тут же зажал ладонями рот – город вздрогнул, вспугнутый моим голосом.

      – Хорошо. Только…

      Мастер не договорило, махнул рукой, мол, позже поймешь. Я просил его объяснить сейчас, сейчас, – тогда я не знал, что всему свое время, что я не понял бы и половины его объяснений.

      Учитель…

      Я так и не видел толком его лица – даже когда закрывал ему глаза в день его смерти.

      Я сидел на пепелище своего города – города, в который вложил всю сою жизнь и всю свою душу. Я еще пытался восстановить что-то, еще выискивал что-то среди руин, вставлял в погнутые витражи оплавленные стеклышки, – которые выпадали вновь.

      Странно, что в этот момент я меньше всего думал о городе.

      Я думал о ней.

      О том, что она ушла.

      Пытаюсь вспомнить, как она пришла первый раз, как я пустил её в город. Да нет, не пустил, она никого не спрашивала, она вошла сама. Как перебирала башни, шпили, я все хотел ей сказать, то нельзя этого делать, не любят города, когда на них смотрят – не то, что трогают. Так и не сказал. Да она и не делала им больно, как-то умела она прикоснуться к городу, и не сделать ему больно.

      – Слушай, классненько у тебя получается, а?

      Слова в памяти.

      Её слова.

      Я перебирал остатки города – который невозможно было восстановить. Я уже знал это. Ставил камень на камень – и думал о ней.

      Почему-то надеялся, что она вернется.

      Надежда – столь же безумная, как надежда на то, что город отстроится снова. Даром, что уже сделала все, что могла, поиграла с моим городом, который разрушился от её прикосновений, вынула драгоценные камни из стен, сняла золотое солнце с самой высокой башни, надела себе на цепочку, как медальон.

      Она бросила меня и мой город, нашла нового строителя – где-то там, по ту сторону пересохшей реки. Она вошла в его город – так же легко и смело, как входила в мой.

      Слова учителя в памяти:

      – Никогда… никогда не подпускай их… к городу.

      – Воды испить можно?

      – А?

      – Воды-то хоть испить можно?

      Он стоял возле руин моего города, – одинокий странник, пришедший из ниоткуда. Я показал ему то, что осталось от моей столицы, объяснил, что на обугленном пепелище не найдется ни глотка воды.

      – И давно ты так… на руинах?

      Я пожал плечами. Я потерял счет времени, – может, прошли года, а может, миллиарды лет.

      – У