Касьяниха. Галина Смирнова

купи лучше хлеба. Девчонки голодные дома сидят.

      Вечером мы все лежим, думаем о том, чего бы перекусить. Уже ничего не было. Правда, лежала одна луковица и соль. И тут со смехом вваливаются в комнату Тамара с Борисом. В охапке, как дрова, она держала хлеб, булки, батоны. У Бориса кульки с сахаром, масло. Все вскочили, налетели гурьбой.

      – Хоть мне-то оставьте, – засмеялась Томка. Какое там!

      А было еще чище. На 1-е мая мы совсем остались без денег. Вечером мы еще отмечали праздник. Ребята, как всегда, приносили вино, водку, консервы, конфеты. Мы готовили винегрет.

      Наутро кроме бутылки вина и луковицы ничего не было.

      – Ну чего, девчонки? Праздник все-таки. Давайте выпьем.

      Надо сказать, что это все же в общежитии было запрещено. И тут, только разлили портвейн по рюмкам (стаканам), вдруг стук. Слышим, декан наш пришел с проверкой. Все сунули свои рюмашки в шифоньер, а я вылила в рот. Но с испугу проглотить не могла. Тут заходит Виктор Соломонович:

      – Галя, что с тобой?

      А у меня глаза выпучены, я и сказать ничего не могу, и проглотить не могу. Хорошо, он, видимо, понял и сказал:

      – Празднуете?

      – Нет, – сказали все хором.

      – Ну-ну, празднуйте, – и вышел.

      Только тогда я с облегчением вздохнула и проглотила злосчастное вино.

      А надо сказать, что декан ухлестывал за мной. Ему уже было за 60, а он, как мальчишка, бегал за мной. Прохода не давал. Я сначала плакала. А девчонки мне и говорят:

      – Чего ты слезы льешь? Ты же умеешь отшивать парней. Раз он бегает за тобой, возьми и посмейся над ним.

      И вот однажды мы отрабатывали на строительстве нового здания института. И я при всей группе вдруг ему говорю:

      – Виктор Соломонович! Вы же за мной ухаживаете, так может, за меня поработаете?

      Он молча взял мою лопату и стал копать землю. Но с той поры больше не стал меня преследовать. А то просто прохода от него не было. Раз приходит в комнату общежития к нам, а я одна у зеркала причесываюсь. Он вдруг ухватил меня за голову и давай целовать. Ударить – стыдно. Декан все же. Хорошо, девчонки пришли, и он вылетел пулей из комнаты.

      Раз я ему говорю:

      – У вас же жена. Что же за мной бегаете?

      – Понимаешь, старый чемодан, без ручки. Но там барахло. Выбросить жалко. А тебя я люблю.

      Мне стало противно от его слов. Старый, лысый. Еще так говорит.

      И все же до конца института я его избегала. Уже после госов я должна была расписаться в документах (уже все расписались). Он распахнул дверь. Я в нерешительности остановилась на пороге.

      – Не бойся. Я не трону тебя.

      – Да я и не боюсь, – бойко ответила я. Но все же вошла с опаской.

      Дипломы мы получали на следующий год. Я не поехала. Получала за меня Клава.

      – Что же Галя-то не приехала? Я ее так любил… – сказал он Клаве.

      В институте меня любили преподаватели. По окончании