Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи!. Татьяна Устинова

переглянулись. Они не видели.

      – Но как же так, там три листка исписанных! Кто мог их забрать?

      – Никто не мог, – сказал Федя. – Кому они нужны? А что в них? План работы на следующий квартал?

      Ляля копалась в бумагах.

      – Нету, – убитым голосом сказала она наконец. – Куда они делись? Это очень личные записи!..

      Максим вздохнул. Она его раздражала.

      – Посмотрите в сумке, в столе. К директору вы их точно не брали?

      Ляля потрясла головой и огляделась по сторонам.

      – Найдутся, – сказал Озеров с нажимом. – Не сегодня, так завтра. Пойдемте?..

      В пустом коридоре Максим спросил негромко:

      – А нижний замок работает?

      Ляля посмотрела на свою дверь, словно пытаясь определить, есть ли в ней нижний замок.

      – Нет, наверное. Я никогда его не закрываю, и ключа от него нет.

      Озеров покрутил медную ручку, слегка заляпанную краской, – видно, попала, когда красили дверь или стены. Ручка с трудом поддавалась, и язычок замка высовывался и исчезал, как будто дразнился.

      – Что вы хотите сделать, шеф? – заинтересовался Федя.

      Максим победил наконец замок и с силой захлопнул дверь.

      – Да что вы?! – сказала Ляля устало. – Зачем? Как я завтра открою? Я же вам говорю – от этого замка и ключа-то нет.

      – Вызовем слесаря и откроем.

      – Вы опасаетесь продолжения диверсий? – осведомился Федя Величковский. – Вряд ли они последуют! В одну воронку, как известно, бомба дважды не попадает.

      – Береженого бог бережет.

      Втроем они спустились по лестнице, и Ляля расписалась в толстом журнале, лежавшем на конторке перед вахтером.

      В узкой нише приваленные один к другому стояли похоронные венки.

      – Похороны перенесли, – сообщила Ляля, когда они оказались на улице. – Теперь только когда следствие разрешит выдать тело, а когда оно разрешит, никто не знает.

      – Мы вас подвезем, – предложил Озеров.

      Ляля замотала было головой, но тут из сумерек окликнули:

      – Извините, пожалуйста! – и появилась Василиса. Курточка на ней была совсем мокрой от снега, видимо, она долго ждала. – Федя, можно с вами поговорить? – Она сглотнула и выпалила: – Наедине!

      Величковский так удивился, что все заметили это удивление, и Василиса заметила тоже.

      – Недолго, – упавшим голосом добавила она. – Это… по делу.

      – Ну, конечно! – воскликнул Федя, которому стало неловко. – Конечно, можно! Максим Викторович, пардон, я отозван по делу, буду позже!

      Он выставил руку калачиком, чтобы Василиса взяла его под локоть, она не взяла, и они пошли вдоль стены театра – очень высокий Федя и сгорбленная Василиса в мокрой куртке.

      Озеров и Ляля проводили их глазами.

      – Хорошая девочка, – сказала Ляля зачем-то. – Старательная, и театр очень любит. Бабушка у нее болеет, а денег на операцию нет.

      – Денег? – переспросил Максим машинально.

      – Да, дорогая операция. Ждут квоту или что-то такое, я не вникала, так по слухам…

      …У хорошей девочки Василисы нет денег на дорогую операцию,