Маленький оборвыш. Джеймс Гринвуд

вам задать ему хорошую порку!

      Она стояла рядом, пока отец стегал меня до крови толстым кожаным ремнем. Насколько было возможно, я прокричал ему всю историю о деньгах, но он не слушал меня и бил, пока не устала рука. После порки меня заперли в заднюю комнату и оставили там в темноте до самой ночи. О, как я ненавидел в это время миссис Бёрк! Я был взбешен до того, что почти не чувствовал боли от кровавых рубцов, избороздивших мое тело. Я перебирал в уме все несчастья, какие только знал, и все их желал ей.

      Но все напрасно. На другой день она вошла в нашу комнату добрая и веселая, как всегда, и всякий день входила такой же веселой, пока отец не повенчался с ней.

      Свадьба их была очень тихая, никто в переулке ничего не знал о ней, и я вовсе не подозревал, какое важное событие готовится у нас. Однажды вечером отец вернулся домой вместе с миссис Бёрк; они привели с собой одного молодого человека, приятеля отца, и послали меня за бутылкой рома. Когда я принес ром, гость налил его в стаканы и стал поздравлять отца и миссис Бёрк и желать им всякого счастья. Меня это нисколько не интересовало, и я уже собирался уйти вон из комнаты, когда отец остановил меня.

      – Поди сюда, Джимм, – сказал он. – Видишь ты, кто это сидит на стуле?

      – Конечно, вижу, – засмеялся я. – Это миссис Бёрк.

      – Ну, слушай. Больше никогда не смей произносить этого имени. Ее зовут не Бёрк.

      – Не Бёрк? А как же, папа?

      – Ее зовут «мать», вот как ты должен называть ее; и ты должен обращаться с ней, как с матерью. Если ты этого не исполнишь, я тебя попотчую кушаньем, которое не придется тебе по вкусу! Смотри же, помни!

      В словах отца не было ничего особенно печального, но, услышав их, я принялся горько плакать.

      – Это что значит? – рассердился отец. – Ты бы должен был благодарить меня! Разве ты не рад, что у тебя теперь есть мать?

      Я не мог сдержать слез.

      – Скажите, пожалуйста, чего этот негодяй хнычет? – закричал отец. – Что, я совета у него должен был прежде спросить, что ли?!

      – Оставь его, друг мой, – вмешалась миссис Бёрк. – Он ужасно упрямый мальчик, я сама не раз испытала это. Да ведь ты и сам знаешь, какой он дрянной!

      Я знал, что она намекает на историю о пропавших деньгах, и уже готов был ответить ей далеко не вежливо, но молодой гость, вероятно, угадав мое желание, мигнул мне, чтобы я держал язык за зубами, и притянул меня к себе.

      – Полно, не нападайте на мальчугана, – сказал он. – Может быть, он заплакал оттого, что уж очень обрадовался своей новой матери. Сколько ему лет, Джим?

      – Седьмой год.

      – Э, так ему, пожалуй, скоро придется самому себе на хлеб зарабатывать.

      – Еще бы, давно пора, – затараторила мачеха. – Вон какой большой мальчишка! Пора работать!

      – Да ведь он и так работает, – недовольным голосом заметил отец, – он целыми днями нянчит Полли!

      – Тоже мне работа! Сидит себе с милой крошкой на руках, а то и бросит ее, да играет с мальчишками.

      – А я вам скажу, – решительным голосом произнес гость, – что нет хуже на свете работы, чем нянчить ребенка! Меня