Маленький оборвыш. Джеймс Гринвуд

выдумщица, миссис Бёрк! – сказал я, подвигаясь поближе к отцу.

      Она посмотрела на меня с такой злобой, что даже скосила глаза.

      – Что такое? – спросил отец, круто поворачиваясь ко мне.

      – Она выдумщица, – мужественно повторил я.

      – Что такое «она»? Кого ты называешь «она», маленький грубиян? С какой стати называешь ты миссис Бёрк выдумщицей?

      Я заметил, что он взялся за ременный пояс, и струсил.

      – Ах, Господи, да не сердитесь на него, Джим, – опять заступилась за меня миссис Бёрк. – Мальчик это сказал без всякого дурного умысла, он просто вспомнил, какие сказки я ему рассказывала, чтобы он не заснул до вашего прихода, оттого и назвал меня выдумщицей!

      – А, вот оно что! А я думал, этот дуралей говорит про мешки, что у вас счет неверен: до этого ни мне, ни ему нет дела.

      – До правды всякому есть дело, Джим, – возразила миссис Бёрк.

      Затем она обратилась ко мне и подмигнула.

      – Смотри, голубчик Джимми, здесь четыре мешка; скажи папе, сколько я сшила, пока ты тут сидел и смотрел на меня?

      Что мне было делать? Отец, видимо, верил ей больше, чем мне. Я никогда не пробовал его ремня, но видел, какие тяжелые удары он наносил матери.

      – Четыре-с, – ответил я.

      – Ну, конечно, – спокойно сказала миссис Бёрк, – что правда, то правда.

      И она дала мне большой кусок сахару!

      Это была моя первая ложь, и она привела к очень грустным последствиям. Мысль о том, что миссис Бёрк может заработать в один вечер восемнадцать пенсов, произвела сильное впечатление на отца, и я явился участником низкого плутовства.

      Крик моей маленькой сестры положил конец разговору о мешках. Миссис Бёрк взяла малютку на руки и начала кормить ее кашкой из великолепной масленки, целовать и называть самыми нежными именами. Отец несколько минут с умилением смотрел на эти ласки, но сон одолел его, и он скоро задремал на своем стуле. Накормив сестру, миссис Бёрк унесла ее к себе в комнату, затем вернулась к нам и принялась убирать чайную посуду. Звяканье чашек разбудило отца.

      – В котором часу вы обычно встаете, мистер Бали-зет? – спросила миссис Бёрк, видя, что отец открыл глаза. – Я бы хотела приготовить вам чай.

      – Чай? Эх, Господи! Я и на рынке позавтракаю!

      – С какой же это стати? Не лучше ли съесть кусочек у себя дома, чем на рынке, в толкотне?

      – Лучше-то оно лучше! Да дело в том, что я ухожу из дому в пять часов, это слишком рано! – возразил отец.

      – И что, что рано? Неужели потому, что вы остались одиноким вдовцом, вам придется идти на рынок, не согревшись чашкой горячего чая? Да я считала бы себя дрянной женщиной, если бы не приготовила вам все, как следует, не только к пяти, а даже к трем часам! Спокойной ночи, мистер Бализет!

      На другой день, в половине пятого утра, миссис Бёрк уже стучала в нашу дверь, объявляя отцу, что у нее готов кипяток и кусок жареной рыбы. Не успел отец одеться, как она уже опять подбежала к нашим дверям.

      – Извините, мистер Бализет, – проговорила она ласковым голосом, – я сейчас