Кортик. Анатолий Рыбаков

Разберемся сейчас.

      Все влезли в штабной вагон. Парнишка вскочил, приложил руку к сломанному козырьку и, вытянувшись перед Полевым, отрапортовал:

      – Дозвольте доложить, товарищ командир. Так что задержан подозрительный преступник. – Он показал на хныкающего Генку. – Признал себя виновным, что фамилию имеет Петров, имя Геннадий, сбежал от родителей в Москву до тетки. Отец – машинист. Оружие при нем обнаружено: три гильзы от патронов. Пойман на месте преступления – в ящике под вагоном, в спящем виде.

      Он опустил руку и стоял, маленький, чуть повыше Генки.

      Сдерживая смех, Полевой строго посмотрел на Генку:

      – Зачем под вагон залез?

      Генка еще пуще заплакал:

      – Дяденька, честное слово, я в Москву, к тетке, пусть Миша скажет!

      – Сейчас разберемся… – сказал Полевой. – Ты, Степа, – обратился он к парнишке, – беги до старшины, пусть сюда идет.

      – Есть сбегать до старшины, пусть сюда идет! – Степа повернулся кругом и выскочил из вагона.

      – А вы марш отсюда! – приказал Полевой мальчикам.

      Генка вылез из вагона. Миша шепотом спросил у Полевого:

      – А кто этот парнишка?

      – О, брат! – засмеялся Полевой. – Это большой человек: Степан Иванович Резников, курьер штаба.

      Глава 12

      Будка обходчика

      Вторую неделю стоял эшелон на станции Низковка.

      – Бахмач не принимает, не хватает паровозов, – объяснял Генка. Он считал себя знатоком железнодорожных дел.

      Генка ехал теперь в эшелоне на легальном положении. Отец разыскал его, отодрал и хотел увезти обратно в Ревск. Но Полевой увел отца Генки к себе в вагон, о чем они там говорили, неизвестно, но, выйдя оттуда, отец хмуро посмотрел на Генку и объявил, что все будет, «как решит мать».

      На другой день он опять приехал из Ревска, привез Генкины вещи и письмо к тете Агриппине Тихоновне. Он долго разговаривал с Генкой, читал ему наставления и уехал, взяв с Мишиной мамы обещание передать Генку тете с рук на руки.

      А эшелон все стоял на станции Низковка. Красноармейцы разводили между путями костры, варили в котелках похлебку. По вечерам в черной золе тлели огоньки. В вагонах растягивалась гармошка, дребезжала балалайка, распевались частушки. Бойцы сидели на разбросанных шпалах, на рельсах или просто на земле, разговаривали о политике, о железнодорожных порядках, о боге, о продовольствии.

      Продовольствия не хватало, и вот однажды Миша и Генка отпросились в лес за грибами.

      Лес был верстах в пяти. Мальчики вышли рано утром, рассчитывая к вечеру вернуться.

      Идти пришлось не пять верст, а больше. Дорогу им объяснили неправильно. Они проплутали целый день, и, когда наконец насобирали грибов и двинулись обратно, уже смеркалось. Пошел дождь, тучи совсем затемнили небо.

      «Почему так неравномерно расположены шпалы под рельсами? – думал Миша, шагая рядом с Генкой по железнодорожному полотну. – Один шаг получается большой, другой – маленький. Очень неудобно».

      Они