Фантом улитки. Юлия Лоншакова

Франсез собралась светская публика. Скорее свет и полусвет. Но это не мешало и тем и другим блистать. Она появилась за полчаса до спектакля. Свежая. Румяная от вечерней прохлады. Черное атласное платье, тонкое кружево декольте и темно-бардовые каллы в волосах. Свет люстры, заливающий холл, перехватывали сотни светильников на стенах. Мерцание огней не проливало свет лишь на ее преступление. Она была невозмутима. С гордо поднятой головой. В ее глазах находили отражение миллионы лучей, сотни глаз. И лишь глаза Реми, вошедшего следом, не могли заглянуть туда. Она боялась смотреть на него. Прошли в ложу, где она завела непринужденную беседу о какой-то научной ерунде, как сама выразилась. Первое действие смотрела с любопытством, а в конце резюмировала:

      – Реми, Вы не находите, что Жанна сегодня бесподобна. Пусть она не так молода, как изображал Ренуар на свои полотнах, но ее красота не верит времени. Как будто. Может мадам Самари в сговоре с дьяволом?

      – Дорогая, не судите по себе. А Жанна действительно прелестна. – сегодня он отвечал ей как ребенку, укорительно-шутливо. Но сердце его клокотало: он знал, что она сбежала той ночью, догадывался, что задумала что-то. Кожей ощущал все ее тайны, но, не обладая возможностью проникнуть в ее душу, страдал. Боясь задать прямой вопрос, боясь вспышки ее гнева, тело его напоминало вулкан, сердце плавилось как лава, горело и трещало, а мысли искрились как порох, сговорившийся с огнем.

      Со следующим театральным действием ее будто накрыло волной. На подмостках король забавлялся, а шут негодовал, защищая свою дочь. Драма на сцене откликнулась бурей в ее сердце. Она подобрала складки наряда и, задыхаясь, покинула зал. Реми не кинулся за ней, усилием воли не бросился следом: он был опустошен и зол, одновременно бессилен и могуч, слаб и горяч. «Подите к черту! Я устал от Вас! Пусть я люблю Вас всем сердцем! Но и ненавижу Вас каждым нейроном мозга! – не следя за действием на сцене, думал он. – Завтра я покину Париж. Не видеть Вас целый месяц великое счастье! Я буду свободен! И страшная мука! Я все равно не найду себе места! Ни в Вене, ни в Цюрихе, ни в Риме!»

      Она держалась до дверей театра, выйдя на улицу, слезы отчаянно хлынули из глаз: «Бедная девочка! Что я наделала! Не будет мне прощения! Никогда!» – она почти бежала. Обернувшись, с облегчением отметила, что Реми не пошел следом. Быстрыми шагами направилась домой: пускай темно, пускай опасно. «Я более опасна для этого мира, чем он для меня».

      Глава 2

      …Сквозь плотные гардины почти не проникал утренний свет, лишь тонкая, как лезвие бритвы, янтарная полоска разделяла комнату. Она чувствовала напряжение: утомительная волокита с наследством скульптора Клезенже продолжалась уже несколько лет. Многие не верили, что роспись Огюста подлинная, что она единственная наследница, что состояние нажито честным трудом, что банк не округлил сумму в свою пользу. И все возмущались: почему он завещал состояние ей. С самого