Филфак. Алиса Гордеева

поодаль – отдельные раздевалки для мальчиков и девочек, душевые кабинки, разделенные между собой тонкими перегородками, и чужие голые задницы, спешащие насладиться горячей водой. Общественная баня, не иначе! Интересно, к такому вообще реально привыкнуть?

      Чтобы не толпиться среди намыленных тел, решаю еще немного подождать и возвращаюсь к душевой в районе десяти вечера, все это время бесцельно шатаясь по гудящим коридорам общежития.

      На мое счастье, ряды желающих освежиться резко поредели, а в мужском отделении и вовсе никого не осталось. Довольный своей находчивостью, резво раздеваюсь и, повесив одежду на крючок, спешу в душевую кабинку.

      Пожалуй, вот оно, счастье: теплая вода струится по коже, больничный аромат сменяется терпкой отдушкой мужского шампуня, глаза закрыты, а в мыслях наконец покой и умиротворение. Неспешно, наслаждаясь каждым мгновением, наношу на тело гель для душа и тщательно массирую голову кончиками пальцев, взбивая на волосах воздушную пену, но вдруг вместо живительной влаги из труб начинает доноситься утробное рычание, и душ, несколько раз дернувшись напоследок, засыпает вечным сном.

      Отгоняя панику, на ощупь кручу краны, но воды как не было, так и нет. Мыльными руками пытаюсь протереть глаза, но выходит только хуже: к бешеной тревоге добавляется жгучая резь и временная слепота. Самое поганое, что в мужском отделении я совершенно один, даже попросить полотенце не у кого.

      Глубоко дышу, медленно, по стенке продвигаюсь в сторону раздевалки, но даже не уверен, что иду в нужном направлении. А когда натыкаюсь на очередную перегородку, отчаянно вою: да провались оно все!

      – Эй, есть здесь кто-нибудь? – истошно ору, сходя с ума от разъедающей глаза боли. – Ау!

      Заслышав вдалеке шаги, забываю, что голый, и снова кричу:

      – Помогите! Пожалуйста!

      В ответ улавливаю лишь глухое покашливание, но не теряю надежды, вовремя вспомнив о тазике на кухне.

      – Прошу, принесите с кухни воды! Можно холодной. Любой!

      – Ладно, – доносится смутно знакомый голос, вот только кому он принадлежит, я понимаю слишком поздно.

      Что-то холодное и вонючее окатывает меня с головы до ног спустя пару минут, а рядом на кафельный пол с грохотом приземляется тот самый эмалированный тазик.

      – Мы в расчете, пупсик, – заливается Нинель и, пока нечто тягучее, напоминающее протухший гороховый суп медленно струится по намыленной коже, уходит.

      – Сука! – рву горло и через силу продираю глаза. Подобно зомби, плетусь к раздевалке. Спотыкаюсь, шатаюсь, толком ни черта не вижу и даже не удивляюсь, когда не нахожу на крючке своей одежды. Долбаный Винни-Пух!

      Голый, под срабатывающие вспышки мобильных и истеричный смех собравшихся зевак, задрав нос, я плетусь в комнату. И пока Петухов ошарашенно пялится, хватаю его смартфон, небрежно брошенный на столе.

      – Мне нужно позвонить! Срочно!

      – З-з-в-вони, конечно! – заикается Миша, но, тут же сообразив, подскакивает к шкафу и достает полотенце. – Прикройся, Сокол, а?

      Вытираю лицо и руки и, продолжая пребывать в костюме