Год лягушки. Светлана Сухомизская

своего кабинета и забарабанила по клавишам. Раньше Манечка Сергевна была машинисткой, а теперь стала наборщицей. Набирала она статьи из журналов, которые мы собирались перепечатывать в нашем дайджесте, а уже потом над этими статьями принимались трудиться редакторы – Аглая и я. Конечно, Манечку Сергевну держали в штате совсем не ради нас. В конце концов, существуют же программы для сканеров, распознающие тексты, да и на программы совсем не обязательно было бы тратиться, редакторы могли и сами бы набирать эти тексты, не развалились бы. Но наша главредша Гангрена была на «вы» с компьютером и к тому же носила длиннющие ногти, отчего ей не только набирать текст самой, но даже и резолюции подмахивать была мука мученическая. Красота, как известно, требует жертв, иногда даже человеческих. Поэтому все необходимое она диктовала Манечке Сергевне – а та печатала со скоростью мысли – а потом отдавала все тем же редакторам.

      Спотыкающейся походкой смертника, идущего на казнь, вошла я в крошечный, словно чулан, кабинетик в котором с превеликим трудом помещались два письменных стола, заваленных бумагами и кипами глянцевых журналов с торчащими между страниц разноцветными закладками. По стенам висели полки, забитые папками всех сортов и видов – от классических скоросшивателей советских времен с уродливой надписью «Дело №» на серо-буром картоне до ядовито-розовых файлов на резиночках и папок с хитрыми, как швейцарские часовые механизмы, держателями внутри и фотографиями нью-йоркских пейзажей и тропических рыб снаружи. Под грузом архива все полки как-то прогнулись и скособочились, и мы с Аглаей с нетерпением ждали, когда они обвалятся, а их содержимое упадет нам на головы. Даже если Гангрена – известная жмотина – откажется выдать нам пособие по инвалидности, парочка месяцев на больничном каждой из нас наверняка обеспечены.

      – Какого черта у тебя не работает мобильник? – простонала я, разматывая шарф, пытаясь бросить его на спинку кресла и как всегда промахиваясь.

      Аглая подняла глаза, сделала потише радио, переругивавшееся само с собой на два голоса, и не замечая нестерпимой душевной муки, до неузнаваемости исказившей мое некогда прекрасное лицо, ехидно заметила:

      – Все-таки нахальство – второе счастье! Я вот скромно опоздала на сорок минут, но опаздывать прямо сразу на полтора часа… Совесть есть?

      – А что за удобный случай? – удивилась я, чувствуя, как с лица сама собой сходит могильная бледность.

      – Ты хочешь сказать, что ты опоздала нечаянно? – Аглая округлила и без того не узкие глаза.

      Я, не снимая дубленки, обессилено повалилась в кресло и только кивнула в ответ.

      Аглая покачала головой:

      – Обалдеть можно! Похоже у тебя ангел-хранитель с во-от такими крыльями! – она широко раскинула руки. – Но одновременно и во-от такой склероз! Сегодня же светлый праздник!

      Я выпрямилась в кресле. Образок с Ангелом-хранителем… Сектор Карьеры… Послушайте, но это же бред…

      Аглая, заметив