Уверение Фомы. Рассказы. Очерки. Записи. Станислав Минаков

с костюма отца.

      «Любил папка хорошо одеться. Полшкафа вещей осталось».

      Музыка смолкла. И когда гроб поплыл над плечами, из-за катафалка высеменила старушка с двумя молочными пакетами, в салатовом пальто и розовом платке:

      – Оый, да Гыхлебы-ыч!..

      Но в заднюю дверцу катафалка уже подавали венки. Там рассаживались родственники.

      Заводские пошли к автобусу.

      Олег с Андреем предприняли попытку подсесть в «Кубанец» к музыкантам и влезли туда, игнорируя плаксивый лепет шофёра. Атмосфера нормализовалась после того, как Андрей молчаливо сунул «полтинник» пожилому «трубе». Тот развернул дензнаки веером, зачем-то подул на них и спрятал.

      Когда ехали, Олег согнуто нависал над шофером, ухитрявшимся меж трёпом следить за дорогой.

      – Слышь, Славик, у тебя два макулатурных Конан-Дойля?

      – Ну.

      – А у меня два Дин Рида, слышь?

      «Барабан» Славик выпятил нижнюю губу и процедил:

      – Не Дин, а Майн или Джон. Дин – певец.

      – А черт его знает! Макулатурный – Майн? Махнём?

      – Приноси.

      У лобового стекла, придавленные спичечной коробкой, дрожали три бумажки: «…кв.21 Ломовских 14–00», «…нюшенко 15–00», «…сенбаум 16–00».

      У ворот второго городского кладбища сновал Рыльский-Рыловников и пытался организовать людей в колонну. Первыми он поставил двоих ветеранов с красными наградными подушечками в руках. Следом за ними попали Андрей и Олег, которым профсоюзный лидер вручил небольшой еловый венок «Дорогому папочке…». Сзади, сдержанно галдя, достраивались остальные.

      Холод накапливался. Он колом стоял параллельно позвоночнику, и при малейшем движении Олег ощущал потрескивание.

      – Лыльский, могильщикам платим мы или они? – Свинарь почти подпрыгивал от озноба.

      – Вроде бы мы.

      – А што давать?

      – Договаривались – сотню. Еле уговорили! «Нам сегодня – ещё две могилы!.. А земля мёрзлая!»

      – Интелесно, почему они с полтыщи не залядили? Можно ш с людей велёвки вить!

      «Скажи-ка, дядя, ведь не даром?»

      А зубы уже затеяли стук.

      По заснеженной аллее, меж старых кладбищенских плит, памятников и крестов вела свежевытоптанная тропинка. Процессия сразу раскололась, и дальше двигались поодиночке. Олег теперь нёс венок сам, а впереди, почему-то по целине, прыгал Андрей.

      Со снежными эполетами на гранитных плечах, в шапках, сдвинутых на надбровья, строго глядели кресты, с вертикальных плит взирали выцветшие фотокарточки, барельефы.

      Над глиняной кучей мелькали две лопаты, и к ногам двух молодых мужиков, которые стояли, засунув руки в карманы тёплых курток, летели смёрзшиеся светло-коричневые комья. Там, в яме, интенсивно вкалывали их товарищи. Заканчивали. Железо лопат дзинькало по откосам, и звон морозно скакал меж глыбами надгробий. Свежая эта могила, втиснувшаяся под чью-то родственную оградку, сначала Олегу была видна, но прибывавшие и прибывавшие постепенно оттеснили его за другие