Уверение Фомы. Рассказы. Очерки. Записи. Станислав Минаков

за бокалом.

      – Какая у него маленькая ладонь! – воскликнула Алина.

      Плотов пока не привык и не мог понять, в каких случаях она говорит о нём как о третьем лице.

      Аля взяла его руку и приложила к своей, вкрадчиво касаясь ладони с обеих сторон.

      – Не меньше твоей, – улыбнулся Плотов.

      – Пальчонки какие занятные. И тоже – мозоли от струн. А подушечки на ладони мя-а-генькие. Тигр.

      Ну как нужно было понимать её прикосновенья? Если б знать, что в предыдущей жизни она была скульптором, тогда бы её тактильное влечение объяснялось просто: имея толику фантазии, можно вообразить вожделение, с которым художник осязает модель. Угодив в смещенное состояние чувств, Плотов был не способен на самые простые трактовки.

      – Однако ты меня рассматриваешь, как Набоков – бабочку… Но, скажу честно, сам себе дивлюсь: меня это не смущает. Рассматривай, пожалуйста, дальше. Много чего ещё осталось.

      – Я – как Набоков? А ты как кто, в таких очищах? Все мои морщины, наверное, в них видны, и даже недостатки воспитания, не говоря о нравственных искривлениях.

      – Зачем так преувеличивать: «морщины»! Есть же в русском языке суффиксы, которые уменьшают и ласкают: морщинки.

      – Суффиксы есть. Но их к лицу не прилепишь. Очень хорошо, что ты очки снял!

      – Но я стал тебя хуже видеть.

      – Можно видеть и без глаз.

      – Я подумаю об этом. Сегодня… Однако как учесть расхожее мнение, что мужчины любят глазами?

      – Не смотри на меня сквозь очки.

      – Без них ты видишься нерезко.

      – И прекрасно, будем считать это романтической дымкой.

      – Но я хочу смотреть на тебя.

      – Ты же внимательный. Ты же уже посмотрел.

      Она сказала это уж очень тихо. У Плотова защемило в носу.

      – У меня память плохая. Я должен её подпитывать.

      Не уходя из Алиных рук, Плотов перевернул ладонь. Она удержала свою сверху, как барышня на балу, приглашенная кавалером на танец.

      – Какой большой камень! – сказал Плотов, увидав кольцо. – Яшма.

      Галина протянула ему руку:

      – И у меня – почти такой же. Это авторские работы здешнего мастера. Очень недорого.

      – Да-а, вы весьма художественные девчухи!

      В кухню заглянула вислоухая, сразу притерлась жирнющей щекой к плотовской голени, запрыгнула к нему на колени.

      – Мася чужих обычно не привечает! – удивилась Галина.

      – Родич! – воскликнул Плотов, умиляясь и потрепывая звериху по морде. – Но, Галочка, против формулировки «чужой» я теперь категорически возражаю.

      Аля поинтересовалась:

      – Скажи, а как мама тебя называла? Арсик? Арс? Грозно-то как звучит: Арс! Арсище.

      – Сенькой.

      Улыбнулась.

      Аличка.

      Ещё не расставшись, он уже скучал по ней. И даже знал, как именно: страшно.

      – И я так буду звать тебя, можно?

      – Конечно, если тебе сто моих кило и моя пресловутая «импозантность» не помешают. О, находка: можешь звать Данилычем. Уважительно так, по рабоче-крестьянски. Маленькой женщине со скрипкой это будет