Голоса возрожденных. Макс Маслов

это он, – ответил Армахи́л, – да еще и с целью убийства, то, боюсь, мой юный друг, твоих сил не хватит.

      Через несколько верст карета поравнялась с повозкой, и из ее незанавешенного окна выглянул молодой эмпи́ер.

      Армахи́л выдохнул с облегчением, услышав приветствие королевского сводника.

      – Доброго утра! – поприветствовал его Ви́львин, наверняка еще не смирившийся с тем, что произошло в то время, когда он был в отключке.

      – И тебе доброго! – махнул рукой Армахи́л, задумавшись о том, как это прекрасно, когда ты ничего не помнишь.

      По повелению королевского сводника экипажи остановились, и пыль ненадолго захлестнула собеседников. Старик закашлял, прикрываясь широким рукавом мантии. Но когда пыль осела, кашель прекратился.

      – Какими судьбами вы здесь? – спросил его Армахи́л, привстав с соломенного тюка.

      Са́бис придержал его, потому что в последнее время старик часто терял сознание, когда вот так привставал.

      – Все нормально, все нормально, – пробухтел он, словно не желая при Ви́львине выглядеть таким никчемным.

      Парень отступил и с усмешкою спрыгнул с повозки, задумав отойти по нужде.

      – Я, собственно, еду по королевским делам, – ответил ему Ви́львин, сморкаясь в белоснежный платок. – А вы никак держите свой путь во владения ри́хта Фи́тбутского?

      Армахи́л, взглядом проводив Са́биса до ближайшего куста, вернул внимание своднику.

      – Совершенно верно, – кивнул он. – В дом на ветреном утесе. И тоже по поручению королевы.

      – Ну тогда, – обрадовал его Ви́львин, – нам по пути. И я предлагаю сменить тюк с колючей соломой на кожаное сидение.

      – С радостью, – ответил ему Армахи́л, поскорее окликнув юнца. – Са́бис ты слышишь?! Тебе предоставлена честь сидеть рядом с королевским эмпи́ером!

      – Нет-нет, – поправил его Ви́львин. – Пусть юноша сядет рядом с возничим. Там его место.

      Улыбка Армахи́ла тут же спала с лица так же поспешно, как и посетившая его радость. Карета насчитывала четыре свободных места, но эмпи́ер счел необходимым показать сельскому парню, кто есть кто. Армахи́л считал это плохим качеством, которому он его не учил.

      – И да, – добавил сводник. – Отряхните солому с мантии, вы же не какой-то там крестьянин.

      Кряхтя, после долгих попыток закинуть ногу на ступеньку, все же старик попал в карету, вдохнув запахи цветочных духов. Он не забыл, каково это – чувствовать себя таким значимым, но, увы, теперь его значимость подвергалась сомнению.

      Карета тронулась, Са́бис занял свое место возле кучера, старик же, изучаемый взглядом Ви́львина, почувствовал себя куском подгоревшего пирога, обернутым красивой оберткой. И это чувство сидело в нем до тех пор, пока проселочная дорога не вывела их к высокому утесу, открытому всем ветрам.

      И это, знаете ли, для старика было видимым облегчением. Та пауза молчания, что громоздилась между ними всю дорогу, наконец-таки спала, и старик, порозовев, вымолвил:

      – Мы на месте, – высунувшись в оконный просвет.

      Слуги