Лунный свет. Позволь мне остаться. Стелла Фракта

улыбнулась женщина, но затем вернулась к теме портретов. – Здесь все уже отбыли в мир иной – от начала и до конца, – и она перечислила несколько имен, случайно выхваченных из перечня лиц в позолоченных рамках. – Род человеческий смертен, с этим ничего не поделать.

      Она изящно взмахнула тонкопалой рукой, но я не спешил с ней согласиться.

      – А как же граф Владан? Вот он там – седьмой по счету, слева, – произнес я.

      Это был, несомненно, он. Те же черты, тот же взгляд – властный и строгий. Даже возраст его на портрете такой же, как сейчас, пусть и работа как-то неестественно старо выглядит.

      Графиня снова усмехнулась:

      – Он скорее мертв, чем жив… Но да, все же, живее всех этих господ. Однако не буду вам мешать. Мсье Анж, – кивнула она мне и проследовала мимо меня по коридору, обдавая ненавязчивым ароматом духов.

      Какое-то время после ее ухода я продолжал смотреть на портреты в галерее, размышляя над ее словами.

      Я тоже скорее был мертв, чем жив.

      …За ужином графиня вела себя холодно, будто и не было ее странных улыбок в замковом полумраке. Меня, впрочем, это нисколько не трогало – я бы и сам был не против оставаться с ней на дистанции.

      Меня всегда коробило от одного только вида стервозных женщин – никогда не знаешь, что у них на уме. Те, кто так или иначе волею судеб оказывались рядом со мной, либо срывали с меня маску из любопытства и, вереща, убегали, или просто убегали. Они были сами виноваты… глупые создания.

      Я, не скупясь на эпитеты и правдоподобие, повествовал о персидском дворце и тайных комнатах пыток, зеркальных клетках и обманных трюках, спроектированных и созданных мной, а граф с упоением внимал каждому моему слову. Стелла – я не мог не запомнить ее имя просто в силу хорошей памяти на детали – практически никак не реагировала, задумчиво потягивая вино.

      Ну хоть бровью бы повела или испугалась для приличия! Но нет, снежная королева никак не желала уделить мне внимание (так же, как и перепелу на широком столе, недурно приготовленному), а меня, спустя какое-то время, к моему собственному раздражению, это начинало задевать.

      Моим капризом стал ее интерес; сегодня я заставлю ее удивиться, а завтра – вздрогнуть от испуга. В первый совместный вечер она так и не осталась слушать мою скрипку, а сегодня, видимо, наступив на горло собственной гордости, соизволила проверить правдивость хвалебных речей Владана о моем музыкальном таланте.

      Я играл еще неистовее, чем обычно – в воздухе, пропитанном грозовыми разрядами и волшебством, пел голос танцующих струн, и огонь в моей груди полыхал ярче, множась и заражая любую материю, сотканную из частиц, известных этой вселенной. Я касался раскаленного солнца и млел от прохлады печальной луны; я дышал глубже, я словно познавал нечто невиданное и непознанное.

      Эти ощущения были еще ярче, чем выбивающие из ума галлюцинации от наркотических веществ, еще сладостнее, чем эротические видения. Я шел навстречу свету, и он