Метаморфозы. Тетралогия. Марина и Сергей Дяченко

боевое чудовище, не нужны подобные тонкости.

      Костя молчал.

      – Ты посмотри на них… На Портнова. Или посмотри на Стерха. Когда я заявилась к ним без глаз, без рук… Он плакал от радости. Представляешь?!

      – Вспомни, что ты мне говорила, – сказал Костя.

      – Что?

      – «Если мы пройдем до конца этот курс, то, наверное, станем такими, как они. И сможем говорить с ними на равных. Тогда мы отомстим».

      Сашка покачала головой:

      – Если мы пройдем этот курс, нам не захочется мстить. Потому что мы станем такими же, как они.

      Костя сжал губы:

      – Только не я. Я ничего не забуду.

      Прозвенел звонок.

* * *

      Егор сидел на скамейке, очищенной от снега. Курил, глядя в небо. Сашка остановилась рядом.

      – Привет.

      – Привет, – отозвался Егор, не глядя на нее.

      – Можно я сяду?

      – Садись.

      Сашка провела ладонью по много раз покрашенным, мокрым доскам скамейки. Села на самый краешек.

      – Ты приставил крепления к лыжам?

      – К каким лыжам? – удивился Егор.

      Сашка растерялась.

      – Знаешь, в спорттоварах беговые лыжи, еще старые, продаются по смешной цене. К ним только надо приставить крепления…

      Егор молчал.

      Утром, собираясь на пары, она наткнулась среди своих вещей на его зеленую рубашку. Запах одеколона еще не выветрился. Она хотела надеть рубашку – и подать тем самым знак к примирению, но не было времени на утюжку, а рубашка измялась безнадежно.

      И сейчас, повинуясь импульсу, она коснулась его рукава.

      Часть ее кожи – плотная ткань зимней куртки, слой синтетического утеплителя, скользкая подкладка из искусственного шелка. Гладкая и теплая.

      Теплая.

      Сашка потянулась к нему. Обняла. Не руками.

      Егор стал частью ее. Она присвоила его, может быть, даже украла. На скамейке посреди двора перед общагой. У всех на глазах.

      На коротенький миг она ощутила, что значит быть Егором. Какие у него колючие жесткие щеки. Как замерзли ноги в ботинках. Как колотится сердце – в этот момент, когда он старается казаться равнодушным. Как он обижен и как мучается… но почему?

      И тут же, еще оставаясь Егором – сделав Егора своей частью, – она поняла, как глубоко он оскорблен. Ему рассказали об условии Стерха. Его заставили поверить, что Сашка сошлась с ним по чисто физиологическим причинам – Стерх велел избавиться от девственности, она и избавилась…

      Сашка осознала это оскорбление как свое.

      – Да как же ты мог поверить! Идиот!

      Она присвоила скамейку (холодно, равнодушно), и липу (сонно, неподвижная кровь), и землю, укрытую грязными сугробами (подтаявший снег щекотал и чесался, как корочка на зажившей ссадине). На секунду она сделалась маленькой страной, и Егор был ее столицей.

      – Это вранье! Что же ты за мужик, если так легко покупаешься на подлое вранье?!

      Он рванулся и выскользнул. Вернее, она выпустила – ощутив его страх и испугавшись сама. Он упал со скамейки,