Поэтический нарцисс. Регина Воробьёва

Силя, она спросила из вежливости.

      Силя. Общественное благо – это материальный или нематериальный предмет…

      Полина (перебивает). Силя, хватит! (Надевает туфли на неактуальной платформе.)

      Силя. Подождите! (Лихорадочно разбирает листы.) Я хочу поделиться с вами тем, о чём написал, потому что это важно. Выслушайте, пожалуйста.

      Анатолий. Только из жалости.

      Силя (радостно). Да! Спасибо! Сядьте рядом… (Садятся; читает.) Отвлекаясь от современной России, позволим себе мысленно перенестись к оливам и морю. Там, ударяясь о берег, поют волны – в этих великих песнях рождается понимание поэзии, и там за бокалом разбавленного вина учит своих приближённых Пифагор, потом Платон, Аристотель и многие другие, все они аристократы, и в их кругу – исключительно те, кто избран ими; менее требовательны софисты, они берут за свои уроки плату, но заплатить может не любой. На фоне этой божественной «антидоступности» и, возможно, именно поэтому высокой ценности образования в глазах общественности Сократ, вещающий с рыночных площадей, выглядит скорее исключением – греческим Христом, который, может быть, был, а может быть, не был, это вопрос веры. (Перестаёт читать.) Образование древности! (Мечтательно.) Любовь к юношеству, море, арфа и красота.

      Анатолий. Любовь к чему?

      Силя. К юношеству, к молодым людям, к мальчикам то есть.

      Анатолий. Фу! Я думал, этого не было в древности.

      Силя. Ах, господи! Почитай наконец «Диалоги» Платона, там есть прекрасные эпизоды – например, Алкивиад соблазняет Сократа.

      Анатолий. Да я в руки не возьму эти «Диалоги»!

      Силя. Ты просто закомплексован. Продолжим. (Снова читает.) Образование в Средние века – преимущественно домашнее и крайне религиозное. Но его ограниченность, как внешняя, так и внутренняя, познавательная, делает знания, недоступные, всё более привлекательными. Я заключаю о таком отношении к знанию небезосновательно. Всем нам известна легенда, положенная в основу знаменитой трагедии Иоганна Гёте «Фауст».

      Анатолий. Чё?

      Силя (беспомощно). Поясняю. Сельский доктор, во всех чертах честный и праведный христианин, продаёт душу Дьяволу за знания и удовольствия. Понимаете? Знание вожделенно!

      Анатолий. Я курить. (Уходит.)

      Полина (надевает короткую куртку). Пока!

      Силя. Я всё равно договорю! (Откашливается, после паузы.) Но Средневековье минуло, на пороге Новое время, и Бэкон заявляет, что «знание – сила». Я не за элитаризм в образовании, я за отсев, но у меня слабое сердце. Мне жаль человека, но я его ненавижу. (Аккуратно складывает листы.)

      В комнату заходит Иннокентий.

      Иннокентий. Опять они тебя бросили? А ведь ты старший и должен заботиться о них, воспитывать, в конце концов.

      Силя. Я сам не воспитан.

      Иннокентий. Марте Владимировне подражаешь? Хамишь?

      Силя. Марта Владимировна меня понимает! Она прочитала мою статью, и знаешь, что она сказала? Потом она прочитала мои стихи и сказала то же самое. Она сказала: «Хорошие, Силя, дерзайте, вы молодец». А я ведь чувствую, что всё