Сладких снов. Андерс Рослунд

повидал много. И научился дистанцироваться от тяжелых воспоминаний.

      – Это не всегда работает, Гренс.

      – Это работает безотказно. У меня, во всяком случае.

      – Однажды может не получиться и у тебя. Воспоминания догонят… Рано или поздно дадут о себе знать, есть у них такое свойство. И тогда тебе придется иметь дело со всеми призраками сразу. Придется, Эверт!

      Гренс наклонился к шефу, и скрип перешел в нечто, похожее на жалобный металлический скулеж.

      – Как долго я смогу этим заниматься, Вильсон? Пять недель? Шесть? Может, семь?

      Эрик Вильсон был высокий, широкоплечий мужчина. Может, поэтому он никогда не повышал голос? В этом не было необходимости, поскольку авторитет был как будто встроен в его тело изначально.

      Но сейчас Вильсон закричал:

      – Ты вообще не будешь этим заниматься! Потому что не получал такого задания, я же уже объяснял тебе сегодня после обеда. И сейчас, после того как выйдешь из этого кабинета, ты займешься теми делами, которые лежат у тебя на столе. Официальными расследованиями! А об этой семилетней девочке, которую завтра объявят мертвой, советую тебе забыть.

      Не такое уж большое расстояние разделяло кабинеты Вильсона и Гренса, но в тот вечер комиссар так и не вернулся на свое рабочее место. Вместо этого он развернулся и покинул полицейское здание, где даже стены имели уши. Гренсу нужно было сделать один звонок и так, чтобы его никто не слышал. Потому что Гренс собирался обратиться к тем, с кем ни при каких других обстоятельствах ни в кое случае не стал бы иметь дело.

      До сих пор он старался держаться как можно дальше от пресс-конференций, а если не получалось, отделывался несколькими пустыми фразами. Журналисты существовали для него в виде желтых стикеров с телефонными номерами, которые записывал какой-нибудь бедолага с регистрационной стойки, – только для того, чтобы Гренс потом одним движением смел все это в мусорное ведро.

      И вот теперь он решился обратиться к ним сам, потому что нуждался в их помощи.

      Как и любой аноним, он был немногословен. Информация носила частный характер, поэтому предназначалась лишь немногим избранным редакциям. Прежде всего тем, кто имел дело с историей девочки, пропавшей три года назад.

      Теперь она получила продолжение.

      Похороны. Девочки, которая так и не вернулась домой.

* * *

      Теперь мы почти прилетели – так сказал голос в динамике. (Думаю, это говорят те самые люди, которые постоянно ходят по самолету и спрашивают, не хочу ли я чего-нибудь съесть или выпить. Я не отказалась ни разу!) Мы идем на посадку и снова оказываемся в облаке. А может, пролетаем сквозь него – этого я не знаю. Знаю только, что голубое небо осталось где-то там, вверху. Это единственное, в чем я уверена.

      И еще в том, что теперь еще больше скучаю по Якобу.

      Да.

      Теперь еще больше.

      Он пробовал уснуть дома, но черная дыра, в которую превратилась постель, продолжала расти. Хотя, похоже, вздремнуть все-таки удалось, потому что Гренс видел сон.

      Ему снилась женщина со скамьи на кладбище, которую, как он теперь знал