Государственный палач. Сергей Сибирцев

горла одни неприятности и срам.

      И поэтому, нужно честно признаться, к рандеву (уж которому по счету за этот вечер!) с неподражаемым выключателем чужих шей, Григорием, я был психологически мобилизован, однако же продолжал изображать раздавленную гусеницу, которая, бедняжка, так и не превратилась в роскошную царственную бабочку…

      Впрочем, когда отдыхаешь, профессионально вырубленный, и притом еще тонко скулишь-стенаешь, то тебя, собственно, опасаться, особенно не следует. Потому что противник имеет полное удовольствие лицезреть тебя в виде (мне думается, Гриша менее эстет, чем я, и поэтому ему сподручнее как бы видеть меня в виде…) жалкого сдутого футбольного мяча. Понимаете, вместо упругого, легкого, крепкого тела какая-то смесь белой калоши с выжатой половой тряпкой, небрежно плюхнутой и забытой…

      И Гриша-дурик, как настоящий зритель (из публики, которая дура), доверчиво проникся моим любительским куском, принял его органичность, так сказать, к сведению, то есть встал в то самое место, которое я ему как бы отвел: прямо у моих ног, болезненно все еще скрюченных, подтянутых к животу:

      – Ну ты, мудак, еще живой? Сейчас будешь мертвый. Гнида интеллигентская!

      И неэстетично скрипнув железными челюстями-капканами, молниеносным факирским жестом выхватил точно соткавшийся из воздуха тусклый удлиненный предмет, который тотчас же звонко, мелодично щелкнул, – из предмета легко и с удовольствием выскочило изрядной длины нарядное зеркальце-лезвие, игриво бросая во все стороны блики-улыбочки…

      Ну, вот и приехали, Гриша-голубок, вот и славненько – с закипающей дерьмовой злостью откликнулось мое уязвленное сердце на неграмотные действия убийцы-сторожа. И выходило, что Григорий сам подписал себе приговор о высшей мере перевоспитания. Мелкий пакостник вы, Гриша, и сдам я вас на поруки самому Создателю, а уж Он решит, куда этапировать вашу мелкую злобную душу. Отныне, Гриша, Бог тебе судья и заступник…

      Все эти справедливые нарекания я диктовал на всякий случай про себя, как бы себе под нос. Пускай, думаю, Гриша отойдет в мир иной с сознанием своего превосходства. Все-таки следует отдать должное Гришиной сторожевой хватке. Заиметь бы в личное пользование такого стойкого паренька, с натасканным волчьим рвением совершающего такие грациозные, гибельно разящие пируэты, так артистически захватывающе извлекающего из ночного, дурно освещенного пространства бандитскую, зеркально неотразимую пикуи с ужасающей ленцою (так что изморозь стягивает-дубит кожу) цедящего беспощадные предложения, несущие бездну мрачного фатального подтекста: а, подлец, мол, еще шевелишься!

      Хотя нет же, лгу, клевещу! Не подлец – «мудак», «гнида в интеллигентских подштанниках»!

      Вот где правду-матку можно услышать, вот оно слово истинное из уст народных, приправленное перцем незлобивой сатиры.

      Какая же ты, Гриша, прелесть!

      Вот за эту твою откровенность я и возьму на себя почетную роль посредника между