II. Аннеска. Поветрие

темнее копоти, а огни их приобрели багровый оттенок. Ужас стремительно настигал меня, сковывая члены, побуждая винный кубок пасть на каменный пол, разбившись на мириады крохотных частиц.

      – Не тревожьтесь, милейшая Сестра. Крови Господней еще много в сем доме. Множество кубков еще можно наполнить ею без опасения. Вы успеете насытиться ею! – невозмутимо вещали пирующие.

      Затем их лики резко помутнели, расплылись, а после превратились в отвратительные звериные рыла. Вскоре вокруг были лишь козлиные и бараньи главы, увенчанные разветвленными рогами, походившими на коренья вековых древес, а также чудовищные морды таких тварей, которые не могли привидеться и в кошмарном сне.

      Я внимала мерзкому блеянью и скотскому хрипу целую вечность. К великому сожалению я открыла в себе способность понимать сей бесовский язык, на все лады требовавший от меня совершить грех. Но и в этот раз я нашла в себе силы дать отпор, творя пред очами души моей образ Града Небесного. Одну за одной я возносила мольбы Господу, дабы святые ангелы, в чьих умах хранится знание о Благодати, имя которой Бог, ниспослали мне силы на противостояние ордам Светоносца. Во мне все еще оставались силы не поддаться пороку.

      Дьявольская вакханалия в конце концов сменилась кромешной тьмой. И я была искренне рада ей, ибо в минуты те казалось, что благостнее будет появление самой Смерти, призванной во Спасение крылатыми Серафимами, чем бытие в окружение исчадий Люциферова царства. Сия кромешная тьма даровала мне забвение и беспамятство.

      XI

      – Сестра, милосердная Сестра, что с вами? – я почувствовала, как на мое чело возложили тряпицу, пропитанную влагой.

      С великим трудом я открыла глаза. Сразу же к моим ушам подступила звенящая рябь тишины, придавшая пробуждению боль, от которой возможно было избавиться лишь только последующим забвением. Однако, я отыскала в себе силы ответить:

      – О, Господь, что произошло со мной? Где пребываю я? И… Кто вы?

      Послышался вздох, подобный тому, который срывается с уст человека, почувствовавшего моральное или же телесное облегчение. Затем прозвучал ответ:

      – Вы лишились чувств за торжественной трапезою нашей. Вы пали в глубочайший обморок, – голос был на удивление знакомым. – Я – Анна. Та раба Христова, что первой дала вам ночлег в поселении, когда вы соизволили посетить его.

      На миг речь прекратилась, словно говорящая почувствовала смятение, а после продолжилась следующим вопросом:

      – Вы… Вы помните меня и то, что вы сотворили для всех нас?

      Моя память, к великому счастью, совершенно не пострадала. Боль изъедала мое сознание, как вода изъедает неподатливый камень, но сохранность моей мыслей разрушить она не могла.

      – Да, добрая женщина, – мягко ответила я, попытавшись улыбнуться, хотя не ведала, как эта попытка отразилась на моем лице. – Я помню наше первое свидание и благодарю Вас за помощь. Жаль только, что бытием своим я доставляю вам беспокойство, отрывая от насущных дел в мире сем, сотворенным