Моя. Я так решил. Мария Зайцева

помог, хотя, естественно, сделал это не столько для них, сколько для моей Маси.

      И вот теперь…

      Теперь я у них что-то вроде домашнего питомца. И не нравится, и проблем доставляет много… И никуда не денешь, мы в ответе за тех, кого приручили… Приходится терпеть…

      – Тебе идет беременность, – продолжаю я, игнорируя недовольное рычание Егеря, – сказали, кто будет?

      – Да, – она светло улыбается, и сердце у меня останавливается от этой улыбки. А еще – от того, как она руку на живот кладет, – мальчик…

      – Поздравляю…

      – Спасибо, Борь, – серьёзно кивает она и продолжает, – уходи оттуда, пожалуйста. Я переживаю за тебя. Я… Мне будет очень тревожно, если ты… там задержишься…

      Вот никого не послушал бы. Любого бы нахер послал. А ее – не могу. Она беременная. Ей нельзя волноваться.

      – Хорошо, Мась, – киваю серьезно, – сейчас допью и пойду.

      – Спасибо, Борюсь, – улыбается она снова, и у меня перед глазами все плывет.

      Отключаюсь, пытаясь проморгаться, не получается…

      Черт, похоже, надрался все же…

      Затем в голове становится совсем тяжко. Словно в кисель ее опускаю.

      И наступает темнота.

      В себя прихожу от яркого солнечного света, прицельно бьющего прямо в глаза, и это больно.

      Во рту – погано настолько, насколько может быть, если переберешь мерзкого пойла на голодный желудок.

      И что-то сильно беспокоит. Кроме тошноты, головной боли и рези в глазах. Эти-то ощущения вполне знакомы, они нихера не беспокоят…

      Нет. Что-то еще…

      Кто-то меня касается острожно. Трогает. За лицо…

      Черт, да чего такое-то?

      Кошка, что ли, трется?

      Приоткрываю один глаз, голову тут же простреливает дичайшей болью, от которой чуть опять в обморок не грохаюсь.

      Но тихий умоляющий голос:

      – Не спи, ну пожалуйста… Не спи… – заставляет все же удержаться на поверхности.

      С трудом сглатываю горький сухой комок в горле, от которого чуть было не начинает выворачивать проглоченной накануне дрянью.

      Но терплю.

      Надо же… Я вчера, получается, нажрался все же так, что припер в номер бабу… Надо ее выпроводить. А потом уже с белым другом всласть пообниматься. Это как-то лучше без посторонних делается. Душевнее выходит.

      Слепо отмахиваюсь от назойливой руки, а уже понятно, что баба меня гладит по лицу. За каким-то хером. Может, на продолжение ночи надеется? Если да, то я вообще красавчик. Явно что-то смог, несмотря на конскую дозу спиртного…

      Переваливаюсь набок, так и не раскрывая глаз. Хриплю:

      – Воды дай…

      Мне тут же суют под нос стакан. Почему-то железный… Странно, но плевать.

      Жадно пью теплую, мерзкую на вкус воду, от которой поднимается муть в животе и глазах.

      Нихера себе, я нажрался…

      Надеюсь, никого не убил…

      Все остальное можно пережить…

      Разлепляю чуть ли не пальцами веки, с удивлением смотрю на забранное решеткой