Моя. Я так решил. Мария Зайцева

Хотя, любой спальный район провинциального миллионника даст фору и Южному Бутово, и, уж тем более, каким-то аргентинским фавелам… Хотя бы потому, что тут тепло. А у нас в стране – холод сейчас собачий.

      Егерь все бубнит, ругает меня, кажется, матерно даже, а я пользуюсь моментом и опрокидываю еще бокал забористого пойла местного производства. Пятый или шестой по счету, он заходит хорошо. Широкой прям дорогой.

      Сзади меня шепоток и спешно образующееся пространство.

      О, да-а-а…

      Предвкушение заставляет губы разъехаться в усмешке. Разворачиваюсь, натягиваю пониже матерчатый козырек кепки полувоенного образца. Знаю, что выгляжу я, несмотря на то, что белый, опасно. Не зря же местные так долго примеривались.

      Напротив стоит тот самый придурок, который меня материл по-своему. И которого я за это наказал немного.

      Он притащил приятелей, и теперь они группой поддержки маячат позади. Морды у всех уголовные, дегенеративные. Как и моя, наверно, с двухсуточной небритостью и жутким оскалом.

      Самое оно, чтоб драться в аргентинских фавелах. Конечно, здесь можно и нож в печень схлопотать… Но с некоторых пор мне на многое похер.

      – Конь!!! – телефон с вопящим Егерем не отключаю почему-то. Просто засовываю в боковой карман карго. И вот так, с полуприседа, не распрямляясь, лечу головой вперед, сходу сбивая с ног не только главного обижульку, но и сразу загребая парочку его приятелей. Крик, вопли, мат на испанском, звучащий, как музыка, рычание зверей… зверя. Я рычу, что ли? Да вообще…

      Пару раз наугад в свалке всеобщей бью по чему-то мягкому, неожиданно тонко, по-свинячьи верещащему, и отпрыгиваю.

      Тело, порядком замученное за последние два года беспробудным пьянством, разбавляемым крохами разврата, все же помнит основные моменты, не подводит.

      Разглядываю кучу малу на полу, усмехаюсь и, бормоча назидательно: «Внезапность и натиск, как говорил Суворов…», топаю обратно к стойке.

      Приказываю бармену:

      – Виски, плиз.

      Достаю из кармана телефон. И замираю, разом растеряв всю браваду. Там уже, вместо Егеря, на меня хмуро смотрит… Мася.

      Красивая, с красными щеками, распаренная после ванной. За ее спиной ходит полуголый татуированный громила, Кот, второй мой бывший… ой, да хер с ним, настоящий… друг. И еще один мужик Маси. Мимолетно вспоминается скандалище по этому поводу в российских сми. «Разврат! Непотребство!» И подробное смакование личной жизни всех участников необычного для наших широт и менталитета союза.

      Хорошо, все же, что они уехали.

      В Канаде к этому проще относятся…

      Кот таскает на руках голенького годовалого пацана, щекочет его по пузу.

      А я неожиданно пьяно залипаю на этой картине. Мася открывает рот, что-то говорит, а я не могу отвести взгляда от своего приятеля с ребенком на руках.

      Это мог бы быть я. И ребенок мог бы быть мой.

      Маленький, толстенький. Нетвердо еще держащийся на пухлых ножках и предпочитающий везде передвигаться