Маньчжурские стрелки. Богдан Сушинский

я начну искать не раньше, чем пристрелю, или, на худой конец, вздерну вас. Поэтому будем считать, что разговора нашего не было. Не происходило, и все тут.

      – Вот это решение правильное, – мрачно признал Радчук как раз в тот момент, когда в комнате вновь появился Кульчицкий. – Попадем в руки красным, они из нас обоих жилы тянуть будут и на шомпола наматывать.

      – Это уж как водится, – ответил вместо Курбатова подъесаул. – Потому что когда красные попадают в наши руки, мы их тоже особо не жалуем, поручик. И вообще что это за расстрельные разговоры такие?

      – Выступаем завтра, в семь вечера, – молвил ротмистр, обращаясь к Радчуку. – До этого времени можете молиться, спать и снова молиться. Вы, подъесаул Кульчицкий, срочно займитесь одеждой, при содействии японского лейтенанта, естественно.

      – И за его деньги, – не забыл уточнить подъесаул.

      – …Или пули, это уж как у них, японцев, получится. Свободны, господа.

      9

      Кульчицкий сразу же ушел, а Радчук тоже направился вслед за ним, но уже за порогом задержался и несколько секунд стоял, придерживая дверь и решая для себя: то ли закрыть ее, то ли вернуться.

      – Слушаю вас, поручик, что еще вы хотите сообщить мне в назидание?

      – Мы ведь о разговоре нашем уже забыли, – напомнил поручик.

      – Но ведь вы все еще пытаетесь…

      – Ничего я не пытаюсь. Зачем к обиде старой возвращаемся? – нервно перебил его Радчук. – И сказал я тогда не в назидание, а так, исходя из житейской философии.

      – Виноват, поручик, будем считать, что теперь уже основательно забыли.

      Радчук вернулся в дом и плотно прикрыл дверь. Нервно одернул изодранную, перепачканную гимнастерку, поправил завалившийся на спину полуоторванный погон. Он явно волновался, поэтому Курбатов не торопил его, терпеливо ждал. Только с пола поднялся и сидел теперь все так же, по-восточному скрестив ноги, но уже на циновке, расстеленной на лежаке.

      – Полковник Родзаевский, когда напутствовал группу перед отправкой к границе, объявил, что вы, господин ротмистр, получили право повышать в чине прямо во время рейда, своей властью, с записью в офицерскую книжку. Ну а в штабные документы это повышение будет занесено уже после возвращения. Это так?

      – Вы забыли уточнить, что мне дано право повышать в чине особо отличившихся, равно как и понижать в чине особо проштрафившихся.

      – Это уж само собой, – охотно признал Радчук.

      – Полковник лишь подтвердил право, которым наделил меня верхглавком генерал-лейтенант Семенов.

      – И генерал не уточнял: распространяется ли ваше право и на проводника?

      Курбатов замялся, этого он не знал.

      – Генерал не уточнял, но полагаю, что распространяется, поскольку во время перехода границы, вплоть до возвращения в Маньчжурию, вы пребываете в составе группы маньчжурских стрелков.

      – Тогда будем считать, что все это всерьез? – задумчиво, как бы про себя, произнес Радчук. Умолк и, несколько секунд молча, в такт своим мыслям,