Хроники Януса. Сергей Сиверс

– необычная школа, и даже не школа вовсе, а, скорее, содружество взрослых и детей, которым нравятся науки. Многих это удивляет. Например, у нас нет отметок. Когда кто-то делает ошибку показывая знания, мы лишь поправляем и говорим как будет правильно. Мы не порицаем за неправильный ответ. Я заметил, что отметки порождают между детьми взаимную зависть, либо чувство вины. У нас есть традиция, если один из детей узнал что-то новое, или не согласен с тем, что уже узнал – он высказывает это перед другими. Помимо того, что это учит грамотно излагать мысли в споре, это учит искренности, – закончил он.

      Мой младший, Меций, посещал эту школу в течение года. Но я заметил у него тягу к военному делу, а военную науку здесь не преподавали – как и не учили азам владения оружием. Из подвижных упражнений детям предлагался бег, гимнастика, игра в мяч и метание камней на меткость. Поэтому я и перевёл его в другую школу – туда, где учились дети офицеров, которые выбрали своих для детей военную стезю.

      Когда я однажды спросил грека почему школа для мальчиков не имеет учителя военного дела, наш разговор постепенно перерос в спор. Этот спор, в котором грек привёл мне свои аргументы, заставил меня задуматься. После этого спора я подумал, что Клодий Макат, соблазнивший тогда Деметриона на переезд в Рим, возможно лишил Грецию одного из самых блестящих умов. Останься грек – и он стал бы большим философом, основал бы свою школу и приобрёл бы последователей.

      Я расскажу о том нашем споре, который по остроте, возможно, не уступит одному из «Диалогов» Платона.

      ***

      Девять месяцев назад. Палатин, Педагогиум. Где-то после полудня.

      Тогда я застал его в библиотеке для преподавателей. Он с гордостью показал собственные переводы на латынь. Не помню, кажется, это был «Цефал» или «Ответ Лисию». Потом мы начали беседу, постепенно переросшую в спор. Этот спор, начавшись с целесообразности преподавания военного дела в стенах его школы, плавно перешёл на общие темы.

      Грек считал тягу к насилию, и вообще приобретение преимущества одних над другими с помощью силы – изъяном человеческой природы и полагал, что детей не стоит к этому приучать. Ибо фехтуя на деревянных мечах, ребёнку даётся убеждение, что конечная цель такого боя лишить другого жизни, когда один понарошку «убивает» другого, а другой притворяется что «умирает». Так в детской игре принимаются правила игры взрослых; правила суровые и жестокие, гласящие, что победа над другим с помощью силы есть часть природы человека, а убийство – само собой разумеющаяся вещь. В действительности же неокрепший детский ум, сказал Деметрион, не знает что такое настоящая смерть, боль и страдание через пролитие крови: сделай ребёнок такое на самом деле со своим товарищем, или даже врагом настоящим мечом, он бы повредился рассудком. Если нам, продолжил Деметрион, в отличие от варваров с рождения свойственно охранять детей от наблюдения сцен жестокости – например, забоя скота или публичной казни, и если родителя уличат в этом, он будет наказан по закону как оскорбитель нравов,