Лаптепанк. Влад Костромин

Антипа вытянулось, – и черта есть не стану. В крайнем случае, завтра кого-нибудь поймаем…

      – Прикажу, – голос Григория Ивановича похолодел, – не только черта, но и говно будешь есть.

      – Да я… – вскинулся Антип.

      – Головка от х…! – отрезал Григорий Иванович. – Помолчи, думать мешаешь. Так ты кто? – это уже мне.

      – Я Вова Маковкин, – всхлипнул я. – Отпустите меня!

      – Мне про вову бабка Степанида сказывала, – подал голос Лукьян. – У них в деревне было такое: покойник к ней привязался и во сне снился, пужал по всякому и охальности разные казал. Мужа ее и сына старшего прибрал, пока не сладили с нечистым.

      – Я же и говорю, нечистая, – обрадовался Антип. – Кончать его надо, а то стемнеет скоро.

      – Вова говоришь… – задумчиво протянул Григорий Иванович, – … кончать надо… Антип, отрежь ему палец.

      – Какой? – уточнил облом.

      – Мне без разницы какой.

      – Буд сделано-с, – масляная рожа Антипа расплылась в похабной улыбке, и он шагнул мне за спину.

      Я сжался в испуге, а потом закричал от боли, обжегшей левую ладонь. После потери пальца все сомнения исчезли – это явно не розыгрыш. Я провалился в прошлое…

      Антип подошел к главарю, показав мой мизинец:

      – Во, задергался, значит, бесовская сила. Нечистые железа не любят, особливо анчутки. Хорошо бы еще сольцой присыпать, но жаль переводить на эту погань соль.

      – Аркадий, взгляни, – распорядился атаман.

      Анархист взял мой мизинец, внимательно осмотрел, понюхал, лизнул кровь со среза.

      – Вроде как человеческий, – вынес он вердикт.

      – Уверен? – Григорий Иванович остро смотрел на меня.

      – Не знаю… – Аркадий забросил палец в рот и задорно захрустел им, словно лошадь свежей морковкой.

      Меня вырвало.

      – Ишь как корежит демонюку-то поганого, – веселился Антип. – Чует, что скоро обратно в Ад вернется, шуликун.

      – Человек он, только привкус странный, – резюмировал органолептический эксперимент доевший палец Аркадий, – будто химия какая в нем.

      – Быват10 в войну германскими газами травленный? – встревожился Лукьян.

      – Есть можно? – оценивающе спросил Григорий Иванович.

      – С голодухи что угодно сожрешь, – философски ответил Аркадий. – Я когда в Париже учился, так там французы лягушек едят.

      – Тьфу ты, пакость какая, – сплюнул Лукьян. – Я бы лягуху жрать не стал ни с какой голодухи. Вдруг это банник-чертеняка? Русалка тож может лягушкой оборотиться.

      – В русалок я тоже не верю – отрезал Аркадий.

      – Я бы тоже лягухой не оскоромился, – согласился Антип, – или ящеркой или змеей или иным каким гадом. Но и черта есть не стану. Кругом живых людишек полно, чтобы такой пакостью душу грязнить. Я жду суда Божьего и поганить душу свою не дам.

      – Твое дело, – словно все для себя решив, отвернулся Григорий Иванович. – Нам больше достанется. Помоги Лукьяну с костром,

10

Может быть.