Водяной. Карл-Йоганн Вальгрен

Барби, смурфики… Даже трусы переворошила в комоде. А потом, наверное, принесли с почты чек из социалки, и она понеслась в банк, даже дверь позабыла закрыть. Я сунула руку за батарею – слава богу, конверт на месте, я его прилепила скотчем к стене. Там все мои сбережения – триста крон. Они мне очень понадобятся в ближайшие дни.

      Прошла в спальню – мама даже не разделась, спала поперек кровати, в ножном конце. На щеке губная помада, между пальцами – погасший окурок сигареты. Укрылась своим красным пальто из «Гекоса» – вся наша одежда оттуда. Раза два в год она заставляла себя сесть на автобус в Улларед и поехать за покупками. Джинсы неизвестного происхождения. Зимние шмотки. Джемпера и кофты, давно вышедшие из моды. Для такого подвига нужно было, чтобы она не пила какое-то время и наскребла хоть сколько-то денег, иначе до следующей поездки проходило еще полгода. Мы успевали вырасти и выглядели идиотами в коротких брюках и обтягивающих свитерах.

      На ночном столике у нее стоит наша с братом фотография в рамке. Мне на ней шесть, братишке четыре. Снимок сделан сразу после нашего переезда сюда, и мы выглядим довольно счастливыми. Стоим на улице перед домом, на мне джинсовая юбочка и футболка, на братике короткие штанишки и голубая рубашка. Даже не помню, кто снимал. Может, мама? А откуда у нее фотоаппарат? Никогда у нас не было фотоаппарата. У других я видела фотоальбомы, даже видеофильмы – дети в колыбельках, потом в кроватках, вот вся семья в отпуске, конфирмация… а у нас никогда ничего такого не было. Мама с папой не интересовались прошлым. Словно бы жизнь их была такой грязной и грустной, что они старались стереть все воспоминания.

      Под портретом лежал конверт. Подошла поближе – письмо от отца.

      Я спустилась в кухню. Брат листал какой-то комикс.

      – Что по ящику?

      – Ничего интересного. Детская передача. Я уже вышел из этого возраста. Как она там?

      – Спит как колода. Даже не разделась.

      – Могла бы и прибрать за собой. Тут черт знает что творится.

      Он с отвращением посмотрел на мойку и тут же отвел глаза – уставился в окно.

      – Так странно… – медленно сказал он. – Этот фильм… Столько рыб, столько зверей живут в море. Я имею в виду – на глубине. Настоящей глубине. Несколько километров. Куда даже свет не доходит. Наверняка живут.

      – В морских впадинах?

      – Ну да, так они и называются. Впадины. А мы даже не знаем, есть там жизнь или нет. Есть, я думаю, наверняка есть. Сотни видов, просто они еще не открыты. И я подумал – если мы не знаем, что в море, откуда нам знать все остальное?

      Пусть фантазирует. Я между делом начала прибираться, выбросила окурки, убрала бутылки, налила воду в мойку.

      – Откуда? – повторил он. – Сама подумай – сотни видов! Мы их еще не открыли. И даже невидимые среди них могут быть, откуда нам знать, если мы их не видим? Или… или, скажем, я вижу, а другие нет. Они не для всех невидимы. Представляешь – такой невидимый зверь стучится в окно ночью! И он идет со мной в школу, и никто его не видит, только я, и он меня защищает, а его все равно никто не видит.

      – И