Моя темная королева. Кристина Тэ

в землю костей недостаточно.

      Думаю, тебе бы понравилась эта картина. Понравилось бы бродить среди руин босиком, чувствуя, как под ногами рассыпаются прахом останки твоего отца.

      Мне же хочется взобраться повыше – может, тогда получится отыскать мертвое сердце этого лабиринта.

      Чуть позже, с ног до головы вымазанная сажей и взмокшая от усилий, я стою на необъятной глыбе сросшихся камня и железа и смотрю на того, о ком говорили в таверне.

      Действительно, слепой олвитанец совсем близко. Сидит, скрестив ноги, на вздыбленном и растрескавшемся полу перед троном, которого словно и не коснулись твои разрушительные чары, огонь и человеческая жадность. Я вижу блеск драгоценных наверший, вижу детально вырезанные оскаленные пасти хранителей правящего рода в изножье и вижу, что это не просто слепой олвитанец, а один из твоих спасителей.

      И мой несостоявшийся убийца.

      Глава 2. Пустой трон

      Из башни тебя вынесли на руках. Вынес самый высокий из них, а больше я о нем ничего и не помню. Лишь огромную тень, что упала на меня, когда он остановился рядом. Да торжество в твоих глазах, быстро сменившееся горькими слезами. Я не раз видела, как ты репетируешь перед зеркалом, и теперь готова была рукоплескать блестящей игре.

      Мешал только кинжал, который я силилась вытащить из живота пальцами, скользкими от крови нашей матери.

      И юноша, мертвой хваткой сжимавший рукоять этого кинжала.

      Вот его я запомнила отчетливо. Каждую черту, каждый всплеск отчаяния и страха на смуглом лице, которое было так близко, что я чувствовала еловый запах его дыхания.

      – Избавься от ведьмовского отродья, – велел ему твой главный спаситель и вместе с тобой шагнул в двери, тут же растворившись в слепящем утреннем свете.

      А юноша еще целую вечность просто стоял передо мной, не решаясь ни вынуть кинжал, ни надавить посильнее.

      Я так хорошо изучила его лицо, что узнаванию не мешают ни прошедшие годы, ни повязка. И пусть плавные линии теперь остры как клинки, уголки поджатых губ словно навеки опущены, а страх и отчаяние сменились суровой настороженностью, во мне нет сомнений.

      Это он.

      Тот, кто убил меня, а потом, сам того не ведая, спас. И мне бы не хотелось, чтобы он узнал о своей ошибке.

      Я понимаю, что пячусь, только когда под неловко опущенной ногой с треском разваливается какой-то черепок. Олвитанец, и до того сидевший неподвижно, будто обращается в камень. Я вижу, как застывают его резкие черты, как наливаются тяжестью плечи. Раньше они не были такими широкими…

      – Убивай или уходи.

      Он не шепчет, но голос его почти сливается с шорохом голых веток, что скребут по развалинам каменных стен. Голос этот я тоже узнаю, хоть он и огрубел вместе с хозяином; узнаю, потому что слышу его во сне каждую ночь. Он сверкающей змеей заползает под кожу, и эхо тянется за ним, точно извилистый след.

      «Кто ты… кто ты… кто ты такая?»

      – Впрочем,