Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Александр Берзан

Здесь – близко!..

      Добрались! Естественно, все нерпы – уже давно соскользнули в воду! Их блестящие от воды, круглые головы высунулись на поверхность со всех сторон!

      – Фу! Фу! – коротко фыркают они, прочищая ноздри.

      – Как мокрые арбузы! – смеюсь я, рассматривая нерп, – И не боятся же!

      – Они – в воде! – улыбается Терновой, – В воде они уверенные, не боятся.

      Мы осторожно бродим по плоским плитам нерпичьей залёжки…

      Превышение плит над уровнем воды – совсем мизерное! Сантиметров двадцать. Кругом, в углублениях каменных плит, стоят лужицы мочи.

      – Ну и запах! – я удивлённо морщу нос, – Воняет, как в сарае! В коровнике!

      – Ха! А, ты что хотел? – смеётся Андрей.

      – Я? Здесь же – море! – развожу я руками, – Я… думал, что у нерп – всегда чисто. Что они в воде испражняются.

      – А, на лежбищах морских котиков? – спрашивает Терновой, – Думаешь, чтобы нужду справлять – каждый котик, с пляжа, в море отплывает?! Это же животные! Там, где скопление животных – там, всегда, как в сарае!

      Андрей Терновой – бывший метеоролог, до заповедника он работал на какой-то дальней метеостанции.

      – Всё-равно! – упрямо не сдаюсь, я.

      Этот запах скотского сарая – главное впечатление, какое я вынес, из посещения нерпичьего лежбища.

      Почти по колено в тёплой морской водичке, мы возвращаемся к своим рюкзакам…

      И уже скоро, с огромных валунов моря, мы карабкаемся по крутому, травяному склону над устьем Озёрной, к началу тропы в кальдеру. На середине обрыва, прямо перед моим лицом, в густом разнотравье голубеют цветки герани!

      – Ой! – радуюсь я, своей старой подружке, – Герань пушистоцветковая! Зацвела!

      Здесь же, в мешанине стебельков зелёной травы, белеют колокольчики нашего, дальневосточного ландыша.

      – Ландыш! – улыбаюсь я, – Привет!.. Уже цветёшь!..

      С высоты тропы над Озёрной, мне бросаются в глаза разительные перемены в растительном мире её распадка! Теплолюбивые деревья и кустарники, наконец, ожили! Калопанакс выпустил из почек, пока ещё небольшие, свои клёноподобные листья. Листья магнолий, в длину – уже достигают двадцати сантиметров! А, так распространённый здесь, дуб монгольский – почти полностью раскрыл свои листья! Обильно цветёт калина вильчатая. На площадях, свободных от бамбука, она образует густой и высокий подлесок…

      – В закрытом от ветров распадке Озёрки, развитие растительности – не менее, чем на неделю опережает открытые прохладному весеннему ветерку, пространства юга острова! – прикидываю я, стоя на тропе, напополам режущей по горизонтали северный склон распадка, – Здесь всё уже распустилось!..

      Скоро, в маленькое оконце в густой листве дубов, моему взгляду с тропы открывается спокойное водное зеркало Горячего, кальдерные купола.

      – Вот и кальдера! – радостно сообщаю я своему спутнику.

      А, вот – и резкий запах сероводорода, в нос!

      – Фу! – морщусь я, шагая под рюкзаком по тропе, – Как экзотично!.. Все лесные