Пламя и ветер. Ева Вишнева

за которыми наступила тишина, нарушаемая только плачем ребенка и тяжелым дыханием со всех сторон. "Стреляли", – поняла я.

      К горлу подступила тошнота. Я не могла понять, как оказалась в гуще толпы; озиралась, пытаясь отыскать глазами Фернвальда, но видела только чужие профили и спины. Я набрала в грудь побольше воздуха, позволила коленям согнуться. Опустилась на четвереньки и поползла между чужих ног, цепляясь за украшения на туфлях и юбках, поскальзываясь на лакированных ботинках. Кого-то сильно толкнула, от кого-то получила пинок, вырвала клок волос, зацепившись за чью-то застежку Старалась не обращать внимание на усиливающийся гул, крики; гнала прочь страх быть затоптанной.

      Впереди замаячил просвет, я сделала последний рывок, и вывалилась из леса ног, ботинок и туфель, брюк и юбок. Распласталась на плитке, жадно втягивая носом свежий воздух. Но отлежаться мне не дали, грубо вздернули за шиворот, словно котенка. Перед глазами замаячило плохо выбритое лицо, белое от гнева. Гвардеец, – узнала я по шапке и нашивке на сюртуке.

      – Кто такая? – скрипучий голос прошелся по нервам. – Одна из этих?..

      – Нет, стойте! – Фернвальд бесцеремонно отпихнул гвардейца. – Моя племянница. Спасибо, что нашли ее. А теперь позвольте вас покинуть.

      – Протокол… – начал было гвардеец.

      Дядя остановил его:

      – Я сказал, позвольте вас покинуть. Все возражения прошу предоставить в письменной форме. Адрес герцога Фернвальда Алерта найдете в реестре. Вы в порядке, милая? – обратился он ко мне, осторожно погладил по спине. – Не ушиблись? Я так испугался. Обернулся, а вас и след простыл.

      Мы свернули на узкую улочку. Дядя завел меня в чайную, где пахло свежей выпечкой. Усадил за столик, распорядился подать горячие напитки, булочки с корицей и вишневые пирожки, мои любимые. Когда сердце перестало заполошно биться, и болезненное напряжение от пережитого ослабло, я спросила:

      – Что это было?

      – Недовольные королем. Такие всегда существовали, в разные времена. В последнее время дебоширят: собирают толпы, приманивают прохожих сладкими речами. После их подельники стреляют в воздух. Пугают, в общем, народ, поднимают гвардию на уши.

      – Я не понимаю, почему там оказалась. Помню все, только туманно, путано.

      – Не мудрено, – дядино лицо ожесточилось. – Они используют амулеты. Непонятно только, откуда берут, словно кто-то их снабжает. Из-за этого академию не раз обыскивали, пугали ребят и преподавателей. Но они чисты, я-то уж в этом уверен. Да и проверяющие всегда ни с чем уходили.

      После этого случая я опасалась людных мест. Поэтому Фернвальд водил меня по тихим живописным улицам, избегая шумные аллеи и проспекты; показывал места, скрытые от посторонних глаз: дворики с историей, скульптуры и фонтаны, затерявшиеся в лабиринтах между домов. Постепенно я привыкла и стала ходить сама, без сопровождения.

      Дядя очень любил поговорить о погоде и светских приемах, – словом, о чем угодно, только не о себе. За первый месяц в поместье