Медовые дни. Эшколь Нево

двух старушек, сидевших на автобусной остановке. Он попытался выяснить у них, что случилось, но они только улыбались и отрицательно качали головами. Или утвердительно? Он не понял. Потом они произнесли что-то на своем языке и показали на строительные леса.

      – Что? – переспросил он на иврите, а затем на английском.

      Но и английский не помог. Черт!

      Он поехал к Ноаму домой, в деревню, расположенную у подножия горы, и отец Ноама сообщил ему печальную новость: его сына подозревают в работе на вражескую разведку. Его увезли солдаты с секретной базы, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Тех, кого забрали вместе с ним, вчера освободили, но он до сих пор под арестом.

      Тут в разговор вдруг вмешалась мать Ноама, до этого молча сидевшая рядом с мужем:

      – Что вы за народ такой? Совесть у вас есть? Мой мальчик – и зовут его Наим, а не Ноам! – птички не обидит! Что вам от него надо? Мало вам нашей земли, вы и детей наших забираете?

      – Замолчи, женщина! – шикнул на нее муж скорее умоляюще, чем сердито. – Может, кофе, господин Бен-Цук? Чего-нибудь сладкого?

      – Я уверен, что это какая-то ошибка, – глядя в глаза матери Наима, сказал Бен-Цук и добавил: – У меня есть пара знакомых на военной базе. Клянусь вам, я все улажу.

* * *

      Лежа под окном в тюремной камере, Ноам мог видеть кусочек неба. Раз в несколько часов по небу пролетала птица, давая ему две-три секунды, не больше, разглядеть себя и соотнести с собственными познаниями в орнитологии.

      Но в промежутках он оставался один-одинешенек.

      Ему вспомнилась девушка по имени Гили. Боже, как давно он не думал про Гили!

      На озере-в-котором-нет-воды она появилась через несколько месяцев после него. Девушка его лет, из приграничного городка. Красивая. Вроде бы самоуверенная, но постоянно требовавшая к себе знаков внимания. Как-то утром – он стоял на крыше женского туалета – она окликнула его:

      – Кфир не вышел на работу, а мне нужен помощник. Ты ведь умеешь кольцевать птиц?

      – Нет, – признался он.

      Он знал, что сотрудники орнитологической станции, расположенной у входа в заповедник, чтобы изучать пути миграции птиц, ловят их, надевают им на лапки колечки с номерами и отпускают. Правда, его никогда не приглашали в этом участвовать.

      – Тогда ты будешь их ловить и держать, а окольцовывать буду я, – предложила она.

      Он кивнул. Во рту у него так пересохло, что он не мог говорить.

      Они довольно долго работали. В полном молчании. Он ловил и держал трепыхавшуюся у него в руках птицу, а она надевала ей кольцо и делала запись в журнале регистрации.

      Потом она решила, что с нее достаточно. И с него тоже. Поднялась и приготовила им кофе. Слишком сладкий и слишком жидкий. Наверно, это был самый плохой кофе, каким его когда-либо поили.

      – Ты держишь стакан так же, как птиц, – засмеялась она, увидев, как он сжимает стакан в ладонях.

      – Что ты имеешь в виду? – обиделся он.

      Он обижался тогда на все подряд.

      – Не сердись, – снова засмеялась она. – Я в хорошем смысле слова.

      – Что значит «в хорошем