Мальчик Джим. Тони Эрли

это мы? – спросил Джим.

      – Южная Каролина, – ответил дядя Эл. – Не привык к такому, а?

      – Нет, сэр.

      Воздух был теплый и густой, как пальто, которое невозможно снять. Фары пестрели мошкарой; темноту сотрясало ритмичное стрекотание кузнечиков и цикад.

      – А земля здесь хорошая, нечего сказать. Чувствуешь, как она пахнет?

      – Да, сэр.

      – Я всегда любил запах земли. Хорошую землю я могу отличить по одному запаху. Запахи трав я тоже различаю. Ты знал, что я различаю запахи трав?

      – Нет, сэр.

      – Травы, долгоносиков, кузнечиков. Все, что угодно. Я могу все узнать по запаху.

      – Да, сэр.

      – И все-таки мне бы хотелось проснуться. Вот чего мне сейчас хочется.

      Дядя Эл снял шляпу и закричал на всю Южную Каролину:

      – О, боже! Как бы я хотел проснуться!

      Они подождали, но им не ответило даже эхо. Бог спал, была середина ночи. Джим хихикнул.

      Дядя Эл опять надел шляпу. Сделал еще один глоток кофе и быстро обернулся к Джиму.

      – Ты бы хотел, чтобы у тебя был папа? – спросил он.

      Слова укололи Джима, будто они обладали плотью и кровью.

      – Мой папа умер, – сказал он.

      – Я понимаю, Джим, – ответил Дядя Эл. – Твой папа был хорошим человеком, все бы хотели, чтобы он сейчас был жив. Я имел в виду другое: хотел ли ты когда-нибудь, чтобы у тебя был кто-то еще, как отец?

      Никто раньше не задавал Джиму такого вопроса. Мама не позволила бы задавать такой вопрос. Он немного поразмыслил.

      – Нет, – в конце концов ответил он. – У меня уже есть три папы.

      Дядя Эл внимательно посмотрел на Джима и ничего не ответил. Джим подумал, что он, может, сказал что-нибудь не то, и добавил:

      – Ты, дядя Зино и дядя Корэн.

      Тишина. Дядя Эл не отвечал. Он даже не постарался изменить выражение лица и не отводил взгляд от Джима. Джим проглотил слюну.

      – Знаешь, парень, – сказал дядя Эл, – определенно, в Южной Каролине полно всяких жуков.

      Засмеялся он неожиданно – одиночный, резкий звук, похожий на лай.

      – Кое-что хочу я тебе сказать, Джим, – заметил он. – Мне не важно, что там говорят. Ты – прав. Ешь же свой хлеб, пока я тебе хвост не накрутил.

      Просыпался Джим медленно, поднимаясь под ласковую шумную колыбельную прямо к звезде. Только сейчас он понял, что уже смотрел на нее какое-то время. Гудел мотор грузовика, теплый воздух врывался через окно, скользил по щеке мальчика и со свистом вырывался обратно. Дядя Эл дошел до середины истории, начало которой Джим уже знал. Джим закрыл глаза и стал слушать с того места, где сейчас рассказывал дядя Эл:

      – …поэтому Зино сделал так, как попросила Сисси, и не написал Эймосу Глассу. Письмо он отправил ему только после того, как мы похоронили Джима и родился ты. В нем Зино не велел Глассу приезжать, так как Сисси горевала, и со здоровьем у нее было плохо, и она не хотела его видеть. Но Эймос, который, вероятно, никогда в жизни не делал того, о чем его просили,