Ловец бабочек. Мотыльки. Карина Демина

осведомился он найлюбезнейшим тоном. – Так есть способы попроще…

      – Отчего ж извести? – тайник весьма удобно расположился в кресле. В любимом, между прочим, Себастьяновом кресле. Сидит себе, книжицу листает пальчиком, и вид при том имеет задуменный, мечтательный даже. – Зачем извести? Вы нам, княже, дороги безмерно…

      – Как таракану тапки, – пробормотал Себастьян.

      – Не сердитесь, – тайник книжицу закрыл. – Я понимаю ваше возмущение, оно оправдано, но и вы поймите… лучше уж я к вам, чем вы к нам…

      В этом была толика истины.

      – Отчет писать заставите?

      – Хотелось бы… да, хотелось… – Лев Севастьяныч зажмурился. – Отчет вышестоящему начальству многие грехи с души подчиненной снимает…

      – Это вы сейчас о чем?

      – О том, что вашим прошлым все наше управление, уж простите, зачитывалось. Очень познавательно… а уж некоторые особо героические моменты…

      – Медаль вручите.

      – Всенепременно, – пообещал Лев Севастьяныч. – У вас, однако, талант, князь… талант…

      – Я за себя рад.

      Лев Севастьяныч махнул рукой.

      – Вы не стесняйтесь. Переодеться хотели с дороги? Ванну принять?

      – А вы мне спинку потрете?

      – Если родина попросит…

      Себастьян дернул плечом, очень надеясь, что родина все же об этаком просить не станет. И вообще, какое дело ей, родине, до Себастьяновой спины, если разобраться? А помыться хотелось. И чем дальше, тем больше. Вдруг показалось, что он весь, от макушки до пят и от пят до макушки покрыт не то пылью, не то грязью, но чем-то тяжелым, плотным. И если это нечто не отскоблить, оно присохнет к коже намертво.

      – Зачем вы здесь? – Себастьян кинул пиджак на кровать.

      – Затем, что мы о вас беспокоимся… скажем, вчера вы изволили не вернуться.

      – Снег был…

      – И снег, и дождь, и ветер… да, не лучшая погода для прогулок, но все-таки… вы понимаете, князь, что являетесь фигурой весьма важной, исчезновение которой может иметь самые непредсказуемые последствия?

      Легкий упрек в голосе. Еще бы пальчиком погрозил.

      – Многим не по нраву наметившееся потепление… многие желали бы вернуть прошлое, когда граница на замке, занавес и все такое… – Лев Севастьяныч провел пальчиком по столу и поцокал. – И эти многие… непатриотично настроенные личности способны предпринять некоторые шаги…

      Он замолчал, позволяя Себастьяну осмыслить услышанное. Осмысливать не хотелось. Хотелось помыться. Сесть в любимое кресло. И чаю… или кофию… даже панну Гжижмовску тревожить не станет, сам спустится на кухню, сварит на песке черный и густой, к которому тут и пристрастился.

      И с кофием да в кресло.

      Пледик на колени.

      Тоску в душу, глядишь, сочинилось бы по старой памяти чего-нибудь этакого.

      – Вы уж больше не пропадайте, князь, – молвил Лев Севастьяныч, поднимаясь. – И за вашим… коллегой приглядите.

      – Пригляжу.

      – А то ведь… и там не все рады, да…

      – И нигде все не рады, – Себастьян ослабил петлю галстука. – Так