В прекрасном и яростном мире. Андрей Платонов

и поезд Троцкого.

      Пухов с паровоза ушел. Рабочие снегоочистителя и начальник дистанции лезли по живот в снегу к паровозу. Со второго паровоза тоже сошла бригада, перевязав разбитые головы грязными обтирочными концами.

      Пухов подошел к петроградскому машинисту. Тот сидел на снегу и прикладывал его к окровавленной голове.

      – Ну что, – обратился он к Пухову, – как стоит машина? Закрыл поддувала?

      – Все на месте, механик! – ответил по-служебному Пухов. – Помощник только твой убился, но я тебе Зворычного дам, парень умственный, только жрать здоров!

      – Ладно, – сказал машинист. – Положи-ка мне хлебца на рану и портянкой окрути! Кровь, сатану, никак не заткну!

      Из-за снегоочистителя выглянула милая усталая морда лошади, и через две минуты к паровозу подъехал казачий отряд – человек пятнадцать.

      Никто на них не обратил нужного внимания.

      Пухов со Зворычным закусывали; Зворычный советовал Пухову непременно вставить зубы, только стальные и никелированные – в воронежских мастерских могут сделать: всю жизнь тогда не изотрешь о самую твердую пищу!

      – Опять выбить могут! – возразил Пухов.

      – А мы тебе их штук сто наделаем! – успокоил Зворычный. – Лишние в кисет в запас положишь!

      – Это ты верно говоришь! – согласился Пухов, соображая, что сталь прочней кости и зубов можно наготовить массу на фрезерном станке.

      Казачий офицер, видя спокойствие мастеровых, растерялся и охрип голосом.

      – Граждане рабочие! – нарочито сказал офицер, ворочая полубезумными выветрившимися глазами. – Именем Великой Народной России приказываю вам доставить паровозы и снегоочистку на станцию Подгорное. За отказ – расстрел на месте!

      Паровозы тихо сипели. Снег падать перестал. Дул ветер оттепели и далекой весны.

      У машиниста кровь на голове свернулась и больше не текла. Он почесал сухую корку сукровицы и трудным ослабевшим шагом пошел на паровоз.

      – Пойти воды покачать и дров подложить – машину морозить неохота!

      Казаки вынули револьверы и окружили мастеровых. Тогда Пухов рассерчал:

      – Вот, сволочи, в механике не понимают, а командуют!

      – Што-о? – захрипел офицер. – Марш на паровоз, иначе пулю в затылок получишь!

      – Что ты, чертова кукла, пулей пугаешь! – закричал, забываясь, Пухов. – Я сам тебя гайкой смажу! Не видишь, что в перевал сели и люди побились! Фулюган, черт!

      Офицер услышал короткий глухой гудок броневого поезда и обернулся, подождав стрелять в Пухова.

      Начальник дистанции лежал на шинели, постеленной на снег, и о чем-то мрачно размышлял, рассматривая хилое потеплевшее небо.

      Вдруг на паровозе по-плохому закричал человек. То, наверно, машинист снимал со штыря своего разбитого помощника.

      Казаки сошли с коней и бродили вокруг паровоза, как бы ища потерянное.

      – По коням! – крикнул казакам офицер, заметя вывернувшийся из закругления бронепоезд. – Пускай паровозы, стрелять начну! – и выстрелил в голову