Пароход. Александр Харитонов

меня впечатление весьма приличного человека. Но… Но спустя две недели мне шепнули, что он стал делать грязные намёки моей дочери… Она сама-то ведь никогда бы не сказала мне об этом… Я тот час выгнал его… – тут мсье Мартен притормозил в откровениях и спросил: – Кстати, что вы думаете об английском боксе?

      Алябьев неопределённо пожал плечом: его учили владеть ножом, штыком, прикладом и шашкой, а какому-либо рукопашному бою, как тот же бокс, в военных училищах Российской империи тогда не учили. Только к началу Великой войны появились учения господ Лебедева и Харлампиева. Но Сергей Сергеевич, как и многие боевые офицеры, прекрасно понимая, что ножа, штыка или шашки в ближнем бою бывает недостаточно, тем более, если остался с голыми руками, всегда интересовался рукопашным боем и учился по мере возможности у тех, кто тоже им интересовался и его знал; учился всему тому, что могло ему вдруг пригодиться, и что, как оказалось, впоследствии не раз пригождалось. Он мог, например, одним ударом кулака в челюсть или в печень повергнуть противника, мог сломать ему конечность или свернуть шею, мог компетентно ударить ногой, да и вообще в кулачных драках он с детства никогда не был последним.

      Между тем, мсье Мартен продолжал:

      – Я думаю, мсье Алябеф, что пока английский бокс во Франции, словно русские снежки в Африке. Как бы зрелищно он не смотрелся, однако, начнись настоящая драка, когда ниже пояса бьют, как мне сегодня стукнули, бокс кажется неубедительным! Драка – это драка! Хотя спорить не стану: боксёр – самый опасный драчун! Он боец, сравнимый с гладиатором, но не гладиатор! У меня был друг – Жак Виньон, борец, по прозвищу Бык. Не слышали?

      – Нет. Мои знания о французской борьбе весьма скромные. Знаю лишь о нашем Иване Поддубном.

      – О-о-о! Поддубный! – Мартен восклицательно взмахнул руками. – Кстати, Жаку однажды довелось сойтись с ним! С самим Поддубным! Вы, понимаете?! С ним самим?! А это, мсье, говорит о том, что был Жак не с печки бряк, как сказали бы у вас в России! Да-а… – Буржуа о чём-то вспомнил, тяжело вздохнул и сказал: – Мой друг – Жак… В 1913-м один прыщавый накокаиненный желторотик воткнул ему нож прямо в сердце! А ведь Жак мог раздавить этого юнца как клопа, но, очевидно, решил не мараться. Ведь, кто был он – Бык! А кто был перед ним? Мелкий клоп! Наверное, Жак серьёзно не оценил ситуацию.

      – Наверное… – кивнул Алябьев. – И что же: ваш друг Жак одолел Ивана Максимовича?

      – Какое там?! Вы смеётесь, мсье? Поддубный – это же!.. Это же вершина борьбы! Я видел его в молодости в 1903 году в схватке с Раулем Мюссоном, и считаю, что тогда ле Буше вёл себя не честно! Мясник – он и есть мясник! – Домовладелец возмущенно потряс в воздухе толстым пальцем, как будто представляя сейчас перед собой того самого ле Буше, который, чтобы не проиграть Поддубнову, накануне поединка с ним намазался оливковым маслом, отчего русский борец никак не мог взять в «захват» скользкое тело француза. Эту «хитрость» судьи тогда проигнорировали, и Мюссон был признан ими победителем с формулировкой «за красивые уходы от приёмов».

      – Почему Мюссона прозвали «ле Буше»? (Мясник) – спросил