Пароход. Александр Харитонов

обещанного Сюзанной чая.

      – Славная у тебя женщина, Серёжа, – сказал штабс. – Постелила мне одеяло, подушку и покрывало дала… Обошлась не как с собакой, бросив коврик у двери… И она верная тебе… Так и порхает над тобой бабочкой.

      – Она не моя женщина, Коля. Она проститутка.

      – Да?? – удивился Николай. – Однако ты не относишься к ней как к шлюхе.

      – У неё сложная судьба.

      – У нас с тобой больно простая… – усмехнулся Краснов. – Он ещё что-то хотел сказать, но махнул рукой и потрогал щёку под левым глазом, с разливавшимся под ним синяком: – Н-да! Нормально погуляли! И опять ведь я тебе обязан, Сергей Сергеевич! Вовремя ты нож-то у того горбоносого выбил! Что хи-хи, а?

      – Прости, Коля, за резкость, но ты вчера был полный дурак. Хотя, какое вчера? Уже было сегодня – 00.52. Во всяком случае, те настенные часы, стулом расколоченные, показывали такое время.

      – Пусть даже и сегодня… Каждое сегодня вселяет надежду на завтра.

      В комнату вошла Сюзанна. Она принесла на подносе горячий чай в стаканах и тарелки с нарезанной колбасой и багетом. Поставив еду на столик, женщина встала у стены покорной мусульманкой, готовой исполнить любые мужские желания.

      – Сюзи! Ты что? – недовольно сказал Алябьев по-французски.

      – Я больше к тебе не приду.

      Она поняла, взяла стакан с чаем, бутерброд, и села на стул рядом с Алябьевым.

      Краснов затеял разговор по-русски.

      – Серёжа! Честное слово, Сюзи мне нравится всё больше и больше, – признался он, сложив вместе сразу же три бутерброда и откусив от этой пачки добрую половину. Прожевав кусок и запив его чаем, он добавил: – Я впервые вижу такую смуглую блондинку с разными глазами: тёмно-серым и карим. Что она такая? А волосы у неё крашеные?

      – Нет, она натуральная блондинка, – пояснил Алябьев. – В ней по женской линии течёт французская кровь, а по мужской – турецкая, итальянская и русская.

      – То есть она потомственная б…дь, – заметил Краснов.

      – Ты, аккуратнее… – начал Сергей Сергеевич, но Сюзи не дала ему договорить и сказала Николаю по-русски, правда, с диким акцентом:

      – Я не б…дь, я проститутка. Не надо путать суть женщины с её профессией.

      Поставив на столик недопитый стакан с чаем и отложив недоеденный бутерброд, Сюзанна поднялась со стула: её разные глаза горели злым возмущением.

      Краснов тоже оторвался от еды, встал и, не скрывая смущения, извинился:

      – Простите меня, мадемуазель. Я не хотел вас обидеть. Простите меня дурака! Голова ещё совсем тупая, не протрезвела.

      Сергей Сергеевич коснулся руки женщины, она взглянула на него, кивнула Краснову, дескать, прощаю на первый раз, отошла к окну и закурила сигарету.

      – Хоть бы предупредил! – недовольно прошептал Николай Алябьеву.

      – Я говорил тебе ночью, что она знает два языка: итальянский и русский, – отозвался тот.

      – Я себя-то кое-как помню, не то, что ты мне ночью говорил. Сказал бы сегодня…

      – Откуда я знал, что ты в отношении неё свои выводы