Пароход. Александр Харитонов

Монмартра, кажется, Нарвен, свернув на неё с площади Тертр. Уже опустились сумерки, уже зажглись фонари, и было вовсе не жарко для августа месяца. Собственно, он шёл бесцельно, в никуда. Как и у многих русских эмигрантов второй волны ноября 1920 года у него не было ни Родины, ни флага, ни семьи, ни дома. Лишние купюры из его карманов на мостовую тоже не вываливались, и мыслей по поводу того, как ему жить дальше, тоже не присутствовало. Всё осталось там, в 1917-м, в Российской империи, в городе Ярославле на улице Потеряной.

      Под ногами была брусчатка, похожая на крупную прямоугольную чешую. Её можно было сравнить с убитыми в бою средневековыми рыцарями, только их тела, закованные в жёсткие доспехи, лежали на земле не как попало, а были уложены в плотный ровный ряд поперёк всей улицы, упираясь железными шлемами и подошвами сапог в стены домов. На душе было мрачно, так же, как под ногами. Апатия была… И в довесок к ней, навязчиво, повторяясь раз за разом, крутилось в голове четверостишье Ахматовой:

      Дома до звёзд, а небо ниже,

      Земля в чаду ему близка.

      В большом и радостном Париже

      Всё та же тайная тоска…

      Болезненный вскрик, раздавшийся из подворотни, мимо которой он как раз проходил, заставил его остановиться. В свете фонаря, стоявшего как раз напротив полукруглого свода дома, он увидел: кругленький пожилой буржуа, лет, может быть, пятидесяти, в пузатом котелке, прижимаясь к стене и закрывая голову руками, неумело старался отбиться от двух бойких мужчин в крысиных костюмах. Но силы были явно не равны. После нескольких сильных ударов кулаками и ногами, кругленький дядя упал. Один из нападавших в большом кепи крикнул ему:

      – Бумажник, часы и кольцо! Живо!

      – И раздевайся! – приказал второй грабитель в канотье.

      Алябьев приблизился, поставил на брусчатку чемодан, раздвинул на груди куртку, где во внутренних карманах в силу различных обстоятельств он носил своё оружие, и с грубоватой настойчивостью окрикнул налётчиков:

      – Эй! Господа! Позвольте мне помешать вам!

      Они обернулись, с нехорошим удивлением посмотрели на него, переглянулись, и будто по команде выхватили из-под пиджаков длинные ножи. Но секундой раньше в правой руке Алябьева уже отказался компактный «маузер»: чирикнул затвор, дослав патрон в патронник.

      – Не надо, – предупредил Сергей Сергеевич. – Обоих положу.

      Грабитель в канотье растерялся и замер, но второй оскалил крупные квадратные зубы:

      – Ты хочешь испугать меня этой игрушкой?

      Он явно недооценивал этот небольшой самозарядный пистолет, бывший несколько больше карманного, и сделал шаг вперёд, но тут же сухой сломанной палкой треснул выстрел, заглохнув под тяжёлым сводом подворотни. Кепи слетел с головы смельчака, и он застыл: незнакомец, решивший помешать его промыслу, определённо не шутил. А в левой руке Алябьева уже сидел воронёный «наган» – та ещё штука, и недооценивать его в 20-годы XX века было так же легкомысленно, как недооценивать 2000-е годы XXI века пистолет