Пароход. Александр Харитонов

говорившего Леру. – Может быть, та шкатулка тоже полна драгоценностей, и Тетерин, сомневаясь в данном мной честном слове не открывать её, теперь устами этого господина подготавливает меня к тому, что вывозить сокровища из СССР не такое уж и неприглядное дело?»

      – Где нужно, оказалось тесно, а где не нужно – широко, – сказал Алябьев.

      – Что? – не понял Пьер Леру.

      – Отвечаю на ваш вопрос, почему мы с моим коллегой поменяли одежду.

      – А-а-а! – Леру посмотрел на компаньонов и сказал: – Пусть и поменяли. Для большого города вы одеты вполне соответствующе, для деревни шикарно. Там и солдатское сукно как китайский шёлк, а с нижним бельём совсем неважно.

      – Давно вы из России? – спросил Сергей Сергеевич.

      Леру чуть смешался, дескать, откуда мсье Галлону об этом известно? но потом сообразил, что сам дал повод задать этот вопрос предыдущим сказанным и не стал отрицать:

      – Три дня назад вернулся.

      – Ну и как там обстановка? На что следует обратить внимание, и чего стоит опасаться? Расскажите. Наверняка ваша информация мне потребуется, да и моему другу тоже. Давайте перейдём на французский язык, чтобы он мог понимать нас с вами по губам, не возражаете? Так как там, с вашей точки зрения, народ живёт?

      Сергей Сергеевич перешёл в наступление и стал задавать человеку Тетерина один вопрос за другим, умело настаивая на ответах. То есть, если даже у Леру и был какой-то план, чтобы удостовериться в надёжности кандидатов, то Алябьев не давал его ему осуществлять. Что же, он сам на разговор напросился. Вообще-то Алябьев не любил много говорить, но уж если в этом возникала необходимость, он вцеплялся в собеседника клещом, ни на каплю не отклоняясь от предмета разговора, а бывали такие случаи, когда он не уступал в красноречии и небезызвестному греку Лисию. Так, например, случилось в марте 1918-го года при штурме станицы Григорьевской, когда белых встретил настолько сильный вражеский огонь, что им волей-неволей пришлось залечь. Казалось, что нет такой силы, способной вновь поднять их в атаку. И тогда Алябьев поднялся в полный рост и так ядрёно и забористо выразился в адрес красных, дескать, господа, так ведь, не ровен час, они нас и убить могут, что корниловцы взорвались хохотом и на этой волне в едином порыве пошли в атаку, выбив большевиков из селения. Ту краткую речь Сергея Сергеевича, смысл которой я вам сейчас передал в очень вежливых выражениях, его сослуживцы ещё не раз вспоминали, и скоро она обросла такими шедеврами из лексикона русского языка, что стала легендарной. За тот случай полковник Невелев, командовавший взводом, где служил Алябьев (а надо заметить, что в тот период полковники, командовавшие взводами, состоящими из одних только офицеров, были не редкостью), подарил Сергею Сергеевичу златоустовскую шашку в серебре. Завидная была шашечка, такой только генералам владеть, но владеть ей Алябьеву долго не пришлось: через три дня его ранило, и когда он очнулся в полевом лазарете, то подарок полковника Невелева бесследно исчез. Видимо, эта шашка оказалась платой тому,