Пароход. Александр Харитонов

франков или же больше, в зависимости от того, что произойдёт. Вы согласны на эти условия?

      – Согласен, – кивнул Алябьев.

      – Хорошо, – в ответ кивнула дочка домовладельца. – На третьем этаже есть две свободные комнаты. Выбирайте любую. Пойдёмте!

      Девушка Алябьеву сразу же приглянулась. Он любил таких худеньких и стройных, ростом ему по переносицу. Особенной красоты в её лице не было: тонкие губы, тонкий носик с чуть горбинкой, и треугольные карие глаза, но всё это было сложено в такой привлекательный рисунок, какой сразу же привлекал к себе внимание мужчин и привораживал взгляд. Идя следом за Лилиан по лестнице, смотря ей в спину и на то, что ниже её, он тогда честно подумал: «Встретилась бы она мне лет двадцать назад – не упустил бы ни за что!»

      Алябьев выбрал маленькую угловую комнатушку и пояснил:

      – Предпочитаю спартанскую обстановку. Я по жизни аскет, не люблю ничего лишнего. Шкаф, кровать, стол, стул, зеркало… Что ещё нужно мужчине?

      – Любимая женщина, – рассудительно ответила Лилиан.

      – Но с этим-то, мадемуазель, я как-нибудь и без вас разберусь. Теперь вопрос: сколько вы берёте в неделю за эту комнату?

      – Я же сказала: для вас бесплатно.

      – И всё же? Спрашиваю из любопытства.

      – Семьдесят франков. Да, она маленькая, но здесь капитальные стены, соседей не слышно, недавно сделан ремонт, нет блох, клопов и тараканов, наводнивших пол-Парижа.

      – А были? – вновь полюбопытствовал Алябьев. – Я их страсть как не люблю.

      – Были, мсье. Но полгода назад я их вытравила, и до сих пор нет ни одной мерзкой твари.

      – Замечательно! Мне у вас нравится. Даже не думал, что так хорошо устроюсь.

      – И вы мне понравились, мсье, – вдруг сказала Лилиан. – Когда вы надумаете сделать мне предложение, вспомните, что я сегодня первая призналась вам в любви.

      – Что-что?? – изумился Алябьев.

      – Что слышали, мсье: я признаюсь вам в любви, – и это было сказано уже безапелляционно.

      – Мы с вами знакомы пятнадцать минут, – напомнил Алябьев.

      – А мне их достаточно, чтобы успеть разглядеть и узнать вас.

      – Это как же? – спросил он, гадая: если она шутит, то это глупо, если говорит серьёзно, то у неё явно не в порядке с головой.

      – Не считайте меня сумасшедшей, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я серьёзно. Я знаю, что говорю. В середине нынешнего октября мне исполнится семнадцать, а через год я буду совершеннолетняя. И, верьте или не верьте мне, мсье, придёт тот день, когда и вы скажете мне, что любите меня. Тогда мы с вами сядем на большой пароход и поплывём в Америку. Я никогда не плавала на большом пароходе. А вы?

      – Довелось, – ответил он, всё ещё обескураженный её словами.

      – Много раз?

      – Три раза.

      – И какая поездка вам больше всего запомнилась?

      – Из Крыма в Константинополь.

      – Расскажите?

      – Нет, не расскажу. Это было не весёлое путешествие.

      – Да, папа говорил