Пароход. Александр Харитонов

они у меня тоже сегодня есть. И, кстати, вот – возьми за квартиру, – он полез в карман пиджака.

      – Я не мой папа, и ваших денег не возьму! – Она пронзительно взглянула на него карими глазами. – И тоже, кстати: он ваши деньги складывает в сейф и никогда не тратит, откуда я делаю вывод, что он берёт их от вас лишь потому, что вы ему их даёте, и он не хочет вас обидеть своим отказом.

      – Вот как?

      – Да, вот так!

      – И всё же я устал. И мне надо подумать кое о чём.

      – Я вам совсем не нравлюсь как женщина, мсье?

      – М-м-м… Отчего же? Ты мне как раз очень нравишься. Но…

      – Опять скажете, что старше меня почти на 23 года?

      – Скажу, мадемуазель.

      – Мсье, тогда тоже мне скажите: почему вы вступились за моего отца, когда на него напали грабители?

      – Так получилось, Лиля.

      – Вас так воспитали?

      Он пожал плечами.

      – Две недели назад, – сказала Лилиан, – на бакалейщика Жака Бастьена, живущего на соседней улице, тоже напали. И никто за него не вступился.

      – Видимо, этого никто не увидел.

      – Видимо! – явно возмутилась она и с полицейской сухостью перечислила: – Пизо, Любен, Дюли, Ривель… Все почему-то вдруг взяли и ослепли! Видимо, потому что это случилось среди белого дня, сразу же после обеда. А на папу напали, когда уже темно было, и лишь вы один это увидели. Видимо, у вас хорошее зрение, мсье!

      – Видимо, мадемуазель.

      – Так мы идём?

      Её настойчивость заслуживала внимания. Недаром Лилиан сказа ему: «Вы хоть и русский, но я – француженка!» И так нарядно она оделась, конечно же, тоже для него одного, и поэтому отказать девушке мужчина более не осмелился.

      – Хорошо, – согласился Алябьев. – Куда мы отправимся?

      – Только не в кабаре! – запрещающе ответила она. – Там слишком много голых женских ног, и вы забудете обращать на меня внимание.

      – Куда же тогда? – улыбнулся Алябьев: голыми женскими ногами его было не удивить. Если его и интересовали чьи-то, то это были… Но он тут же одёрнул свои мысли и запретил себе думать о Лилиан с этой кобелиной стороны.

      – Можно в «Белый шар» или же в «Купол». Я там никогда не была, – предложила девушка и задала вопрос: – Почему вы столь оценивающе посмотрели на меня? Я выгляжу как несовершеннолетняя?

      – Отнюдь нет, мадемуазель. С косметикой вам вполне можно дать восемнадцать.

      – То есть, она меня старит?

      Алябьев вздохнул: да чего же она хочет-то? То ли старше быть, то ли моложе?!

      – Нет, Лиля, она тебя не старит. Просто ты выглядишь более взрослой.

      – Значит, идём?

      – Пойдём, только я на минуточку поднимусь к себе.

      Лилиан в его комнатушке похозяйничала: пол был вымыт, кровать натянута в струнку, у окна, высунув трубу в маленькую форточку, стояла переносная чугунная печка, называемая в России «буржуйкой». Она была уже капитально протоплена, отчего в комнатке было уже не влажно и холодно, а достаточно сухо и тепло. Бумажного пакета с провизией, принесённого