Пароход. Александр Харитонов

же спокойно под градом выстрелов он вернулся в свой окоп. Санитары уже положили Радеева на носилки и понесли. Алябьев на секунду остановил их и поцеловал друга в лоб.

      – Ты с ума сошёл?! – зашипел ему Краснов. – Ещё бы в контратаку всех нас поднял?!

      – Все мы тут сумасшедшие, – отозвался Сергей Сергеевич. – А в контратаку нас сейчас поднимут, – и зло спросил Краснова, считая, что если бы он не появился, то Радеев наверняка был бы жив: – Собственно, что ты здесь до сих пор?

      – Я… – начал говорить Краснов, но махнул рукой и побежал вдоль окопа на свою позицию, теперь уже не пригибаясь.

      Потом, действительно, корниловцев подняли в контратаку, увы, бесполезную, и они опять отошли в свои окопы. На рассвете красные опять сильно нажали, и белые отошли к Юшуни, а Андрей Радеев так и остался лежать в крымской земле.

      Теперь, после того, как Милана вспомнила последние слова своего брата, сказанные ему перед смертью, Сергей Сергеевич ответил:

      – Отказываться не стану. Буду в гостиной через полчаса.

      Без семнадцати дней сорокалетний красавец-мужчина – г-н Алябьев, одетый с иголочки, появился в гостиной ровно через тридцать минут. Тут находились двое господ, сидящих друг напротив друга в глубоких креслах. Один из них, супруг Миланы, – Этьен де Маршаль, в меру симпатичный, в меру упитанный, по своей натуре весьма жизнерадостный человек, о чём-то тихо беседовал с седовласым худым старичком, с лица и фигуры похожим на голодного грифа, с одежды – на сытого торговца чёрной икрой. Было в его костюме богатое, добротное, и даже как будто деньгами от него пахло, а, судя по массивному перстню с синим бриллиантом, так в крупных купюрах.

      – Простите, господа. Задержался, – повинился Алябьев.

      Де Маршаль вскочил, подошёл, пожал другу жены руку:

      – Ничего, Серж! Ничего! Всякое случается. Собственно, в том наша вина: мы с Миланой думали, что ты приедешь на автомобиле. – И затем представил Алябьеву своего визави, тоже поднявшегося из кресла и подошедшего к ним: – Господин Тетерин, твой соотечественник.

      Соответственно, Тетерину он представил и Алябьева. Старичок-гриф чуть-чуть поклонился и протянул Сергею Сергеевичу сухую ладонь:

      – Дмитрий Иванович – тёзка Менделеева, но не Менделеев.

      Глазки у старичка были колючие и какие-то плоские, как острия двузубой вилки. Пока Тетерин пожимал руку Алябьева, он медлил и очень-очень пристально всматривался в его лицо, а потом, разорвав рукопожатие, словно оставшись довольным от увиденного, он также сухо улыбнулся, и глаза его будто отупели и стали оловянными.

      Мсье де Маршаль дал понять, что выполнил свою миссию:

      – Не стану вам мешать, господа, – сказал он и ушёл в соседнюю комнату.

      – Приступим к делу? – предложил «но не Менделеев», и теперь он явно торопился.

      – Пожалуй, – согласился Алябьев. – Ещё раз прошу простить меня за ваше ожидание.

      – В сегодняшнем случае оно оказалось для меня даже полезным, – ответил Тетерин, но почему полезным, не пояснил. – Итак, – начал он, – я буду говорить откровенно,