Билет на непридуманную пьесу. Светлана Викторовна Ильина

Каждый удачный пассаж вызывал у него улыбку, а если что-то не получалось – он останавливался и терпеливо объяснял ошибку. Ксюше скоро почудилось, что с ней занимается не чужой, едва знакомый человек, а отец или дедушка…

      Она терпеливо выслушивала замечания и старалась изо всех сил. В театре готовилась постановка "Евгения Онегина", и Ксения попросила поучить с ней арию Татьяны. Юрий Павлович не говорил ничего необычного, просто обращал внимание на те мелочи, раньше казавшиеся ей незначительными, однако, при правильном к ним отношении, они меняли качество пения.

      После первого исполнения арии в сцене письма Юрий Павлович задумался.

      – Понимаете ли вы, что значит Татьяна Ларина для русского человека? – задал он неожиданный вопрос.

      Ксюша растерялась. Понимает ли она Татьяну? Да кто же её не понимает? Но Юрию Павловичу не требовался ответ.

      – Татьяна – это идеал женщины. В ней сочетается и любовь, и верность. Удивительная цельность души… Чайковский изменил пушкинскую героиню, исключив намёки, как у Пушкина, что она разочаровалась в своём избраннике. Поймите, в последней картине её любовь к Онегину не в прошлом, как в поэме, а в настоящем. Но она, словно монахиня, остаётся целомудренной. Поэтому вам надо постараться исполнять эту роль не плотью, а душой или даже духом…

      – Значит, я должна быть внутренне похожа на неё, – засомневалась Ксения, – но что если я не такая?..

      – А вы постарайтесь, постарайтесь, проникнуться духом героини, чтобы в вашем голосе звучали подобные чистые чувства, как задумывал Чайковский. Никакие певческие уловки не смогут заменить искренность исполнения, которую, поверьте мне, сразу поймут и оценят зрители, – горячо закончил Юрий Павлович.

      Заворожённо слушая пожилого артиста, Ксения чувствовала, что перед ней раскрывается новый уровень исполнения, о котором она раньше и не помышляла.

      Глава седьмая

      Ярко освещённая сцена выглядела необычно. Всё было не так, как привыкла Ксения, из-за этого она чувствовала себя неуютно. Модный режиссёр в трактовке "Евгения Онегина" отрицал и Пушкина, и Чайковского. Не было огромных белых кулис с автографами поэта, которые издалека напоминали русские берёзки, не было классической беседки, где няня вспоминала свою молодость, не было чистеньких крестьян, весело поющих песни.

      Вместо этого на одном конце сцены стоял барский дом с наглухо закрытой дверью, а на другом агрессивная толпа взбунтовавшихся мужиков и баб наряжала в огородное пугало Ксению, которая абсолютно искренне изображала испуганную Татьяну Ларину.

      Такова и была задумка модного режиссёра Плюшева Алексея Васильевича. Он хотел угодить дирекции театра, славившегося скандальными постановками ещё в советские времена. Но вместо того чтобы искать более глубокий смысл, Плюшев в каждой сцене просто усиливал нелепость и добивался только одного – эпатажа.

      – Активнее, активнее дёргайте дверь! А вы держите, не пускайте их и пойте свою арию! – кричал Плюшев – молодой, уверенный в себе человек с растрёпанной причёской