Близь и даль. Владимир Черепкин

не напивайся…

      Вечером, когда тётка Марья, опираясь на палку, медленно пошла по улице, друзья были наготове.

      – Давай быстро за мной, – скомандовал Игорь.

      Один за одним, озираясь, они прошли через Марьин огород к дворовой калитке и прошмыгнули внутрь дома.

      – Стой здесь на шухере, гляди в окно, а я просмотрю что надо, – скомандовал Игорь, ловко шаря глазами по стенам передней комнаты. Затем он перешёл на кухню, откуда быстро юркнул за дверь, направившись к горенкам.

      – Пойдёт одна, – сказал он, возвратившись с небольшой иконой в руке и, махнув рукой Сашке, быстро направился через двор на улицу. Сашка стремглав проследовал за ним.

      – Шеф такую с руками оторвёт, – сиял Игорь, когда они рассматривали добычу за стеной бани, – для тебя это пока – тёмный лес. Ну ничего, со временем наблатыкаешься, – подбадривал он, ещё больше оробевшего, приятеля.

      – Принеси-ка быстрей какую-нибудь тряпицу, чтобы завернуть, – послал он домой Сашку…

      Они спрятали икону в бурьяне за баней, и пошли продолжать празднование…

      На другой день Сашка проснулся рано. Голова болела и кружилась. Ко всему вспомнилось содеянное, и на душе ужасающе заскребло. – Чёрт бы побрал, связался тоже с этим городом, – думал расстроенный парень, – лучше бы уж оставаться здесь… Да тоже и здесь не сладко, – утешал он себя – ну, что будет, то и будет, чему быть – не миновать.

      Вскоре проснулся и Игорь, и мать стала накрывать стол.

      – Садитесь гости завтракать, – ласково говорила, чай, болят? Вино ведь надвое растворено: на веселье и на похмелье.

      Игорь с Сашкой быстро натянули штаны, пополоскались у рукомойника и, довершив прочие утренние обязанности, сели за стол.

      После двух опрокинутых в рот заветных стопок и обильной закуски Сашка немного успокоился, слегка повеселел.

      Скрипнула дверь, в комнату вошла соседка, тётка Марья и Сашку внутри здорово передёрнуло, но он взял себя в руки и вида не показал.

      – А, Марья, садись за стол, я ведь тебя ещё вчера ждала, ты же званая была. Чего рожу-то воротишь, долго не заходишь, или обидела тебя чем?

      Марья села на край поданного стула, несколько призадумавшись, заговорила:

      – Так ведь, хорош гость, если редко ходит.

      – А ты давай почаще ходи, ты мне всегда хороша, а уж в праздники, – тем более.

      – Так ведь, горький в миру не годится на пиру. Я вчерась-то не пошла со своими делами, а сегодня, вроде как праздник к концу, так вот и зашла.

      – А что за горе случилось-то? Давай рассказывай?

      – Да обокрали меня, Танюшка милая. Вечером, пока к Васильевым ходила за молоком. Прихожу домой, а иконы одной нет. Что за зараза взяла, руки бы оторвать. И подумать не знаю на кого, – гостей целая деревня. Из озорства ли, или ещё для чего, – не знаю, но иконы одной нет.

      Мать строго взглянула на Сашку, повысила голос: – Это не вы озоруете?

      – Нет, что ты, совсем что ли? – не показывал вида сынок.

      – Да нет! – убедительно